Они разговаривают о лете в четверг — Макс говорит, что скоро станет слишком холодно для прогулок; и, словно услышав ее слова, столбик термометра застывает на десяти градусах тепла, не желая подниматься. Дождь барабанит все сильнее, словно вторя ее словам, а ночью приходят раскаты молний и грома.
Иногда Хлоя разговаривает по телефону с Брук, жалуется, что пропустила похороны Джастина; жалеет об этом тысячу раз, клянется-божится сходить на могилу, но знает, что пока не сможет; Брук говорит, что, значит, так и нужно, так будет легче, и на вопрос «кому?» отвечает непонятное «всем».
Тревор звонит каждый вечер ровно в семь ноль пять, отчитывается по вызовам, бросает «выздоравливай, без тебя хреново» и отключается. Хлоя заносит всю информацию в бланк, отсылает по электронке шефу — даже так ее работа все равно остается работой.
В один из таких разговоров Макс рисует синим фломастером созвездие на ее руке, а потом абсолютно такое же — на своей; и Хлоя тихо смеется от щекотки в трубку, качает головой: «Кто там у тебя?» — «Да так, забей».
— Ты мой потерянный сиамский близнец. — Макс целует уголок губ Хлои. — Знаешь об этом?
Прайс надувает щеки.
— Мы вообще не похожи, мелочь.
— Мы слишком ничьи до абсолюта. — Макс откладывает телефон, на котором читала книгу.
— В каком сопливом романе ты это прочла? — фыркает Хлоя.
— Сама только что додумалась.
Колфилд валит ее на кровать, целует прохладные губы и забирается в объятия, поудобнее устраиваясь.
А потом настает понедельник.
*
Макс уходит, нацепив поверх желтого сарафана безразмерную серую толстовку, накинув на голову капюшон, прижав к себе желто-синюю сумку; уходит, оставив на губах Хлои вкус юности и утреннего сладкого кофе; уходит, чтобы через полчаса прислать СМС-ку, что она дома, на которую Хлоя не ответит.
Мир возвращается в прежнее положение, когда Хлоя переодевается в чистую черную форму с эмблемой, щелкает замком шкафчика и выходит к своим.
Ее пятерка обнимает парамедика так сильно, что у Прайс трещат ребра, но в глубине души она улыбается, потому что чувствует, что ей действительно рады.
Обещая выпить вместе с ними кофе через десять минут, Хлоя направляется к шефу — ставит подписи, улаживает внутренние дела и, сидя на жестком железном стуле, заявляет, что Энджелу нужно пойти на курсы повышения: он у них работал за двоих последнюю неделю.
— Кстати о работе за двоих. — Шеф поправляет на себе форму. — Я нашел тебе водителя. Профессионал! Колледж и академия с отличием, практика в Вашингтоне. С трудом вырвал ее у центральной больницы.
— Ее? — вскидывает бровь Прайс. — Да ну?
Шеф нажимает на кнопку внутренней связи, бросает помощнику «пусть заходит» и, довольный, поудобнее усаживается в кресле.
Дверь кабинета хлопает.
— Прайс, познакомься!
Хлоя резко разворачивается на стуле — вспышкой мелькают синие волосы, опадают прядки-перья, звенят ключи во внутреннем кармане формы.
Высокая, статная, расслабленная, с короткими светлыми волосами и аккуратными, тонкими стрелками на глазах — первое, что видит Хлоя.
А потом замечает помаду. Помаду, которая будет раздражать Хлою всю оставшуюся жизнь — телесно-розовую, матовую, непривычно натуральную.
Из их семерки-шестерки-пятерки никто не пользуется косметикой.
Очередное исключение из правил, думает парамедик, глядя в светло-карие, почти желтые, глаза девицы.
— Хлоя Прайс, это Виктория Чейз, ваш новый водитель, — радостно, словно сообщая о премии, говорит шеф.
— Здрасте, — бросает Прайс, все еще откровенно разглядывая стоящую перед ней Викторию.
Чейз кивает ей, и Хлоя чувствует в этом кивке надменность и раздутое самомнение; наметанный глаз отмечает оголенные короткой формой руки без единого шрама, с резиновым ободком черного смарт-браслета и аккуратным маникюром. Такие руки могут быть у бизнес-леди, но никак не у спасателя с многочисленными заслугами.
Виктория худая и невысокая — наверное, ростом она будет чуть повыше Макс; у нее пухлые губы и невероятно длинные ресницы; кукольно-детское выражение лица с трудом сходится со взрослым телом, пусть не таким спортивным, как у Брук или Стеф, но крепким и жилистым. Чейз будто высушена, а может, Прайс просто кажется.
В любом случае…
— Пойдем, познакомлю тебя с командой, — говорит Хлоя, поднимаясь. — До встречи, босс.
Походка у Чейз пружинистая, от бедра, и Прайс, не удерживаясь, спрашивает:
— На каком подиуме тебя нашли?
Чейз фыркает:
— Я получила степень бакалавра и затем ушла на тактика, отработала лицензию в Белфасте, затем уехала в Вашингтон. Принимала участие в…
Хлоя ее не слушает: очередная умница-красавица с огромным эго и плавными движениями вряд ли будет им особо полезной, но раз шеф сказал — значит, так тому и быть.
В команде к Виктории относятся с нескрываемым равнодушием — возможно, никто особо не верит в ее способности; они держатся особняком, не задавая вопросов, натянуто улыбаясь и говоря «добро пожаловать в команду». Всем нужно время, чтобы привыкнуть.
Чейз на это плевать — это тоже видно, потому что она демонстративно отмахивается и залезает в машину, осматривая все внутри. От предложения Зака провести для нее экскурсию Чейз холодно отказывается, зато Брук отвешивает парню подзатыльник.
— Смотри, как бы в следующий раз она не предложила тебе застегнуть ее лифчик!
— Я и не против, — хохочет Зак и тут же складывается пополам: маленький, но очень болезненный кулачок Брук попадает ему аккурат по печени.
Хлоя наливает себе кофе из автомата — мутная кислая жидкость с трудом делает это утро на один процент лучше — и героически пытается настроиться на рабочий лад, но вибрирующий в кармане телефон всячески мешает.
Max [2:20 p.m.]
Кофе?
Chloe [2:30 p.m.]
Прости, но мне надо спасать жизни.
Max [2:33 p.m.]
А после того, как спасешь?
Chloe [2:45 p.m.]
Буду спать.
Max [2:47 p.m.]
А после сна?
Chloe [2:55 p.m.]
Опять спасать.
Max [2:58 p.m.]
Не очень-то у тебя разнообразное расписание! : (
Chloe [3:00 p.m.]
В среду ночная. Кофе до нее. Отбой.
Max [3:05 p.m.]
Договорились.
Max [3:20 p.m.]
Я скучаю.
Max [3:45 p.m.]
Сильно.
Хлоя прячет телефон в карман; красные цифровые часы показывают три часа дня, табло вспыхивает и загорается: третья и пятая бригады выезжают на вызов; насчет седьмой центр связи пока молчит.
Прайс выкидывает недопитый кислый кофе, ругает себя за то, что не сделала бумажную работу раньше, быстро заполняет бланки — кривой почерк постоянно скачет то вверх, то вниз — и возвращается к бригаде.
Брук стоит, опершись на плечо Тревора одной рукой, жарко споря с Заком о какой-то несущественной, но вдруг оказавшейся важной мелочи; Энджел допивает огромный кофе из «Старбакса», Стеф сидит на полу открытого кузова машины и строчит кому-то СМС-ки, словно абстрагировавшись от окружающего мира; и ее распущенные волосы рыжим водопадом свисают с одной стороны.
— Волосы собрать, — командует проходящая мимо Хлоя.
Как раз вовремя: на большом табло появляется цифра «семь», но рация молчит.
Проходит одна минута, вторая, третья; и только после пятиминутного ожидания в машинной рации, а не в громкоговорителе, раздается трещащее:
— Интерстейт авеню, стрельба в школе Триллиум, седьмая, седьмая.
— Принято, — отрывисто говорит Чейз.
— Это ж, твою мать, даже не наш участок, — возмущается Зак, захлопывая огромные двери машины после того, как все забрались внутрь. — Разве Триллиум — это не подготовительная школа?
Брук достает телефон, бродит по просторам всемирной паутины и возвращается с новостями:
— Нет, она совмещенная. Типа общая. Для всех. Государственная, не частная.
— Хреново, — чуть запоздало реагирует Хлоя, — если не наш участок. Значит, центральные уже там и им не хватает людей.