Она выбирает серебряный — ей нравится сочетание черного и серебра — и вновь бежит к Джастину, стремясь похвастаться добычей.
— Ну что ты как ребенок. — Светловолосый Бен, переговаривающийся с Майклом, подслушивает их разговор. — Тем более зачем нам серебряный цвет, вот ведь белый, он лучше выделяется…
Но Хлою не остановить: ей девятнадцать, она только-только научилась брать от жизни все, не глядя на запреты и не вчитываясь в уставные строки; поэтому Джастин — верный спутник и соратник — отвлекает бригадира глупыми вопросами, пока Майкл и Бен стоят на стреме, а Хлоя выводит с другой стороны машины ярко-серебряную цифру «семь», будто навсегда запечатляя в памяти их состав.
Она еще не знает, что уже через несколько недель начальник сменится и занявший его место Майкл разрешит оставить эту серебряную семерку; а потом к ним придут еще трое — и семь станет их счастливым числом.
Как и не знает, что это будет единственная спокойная ночь в их практике — без единого вызова, тихая и наполненная какой-то своей романтикой, запахом кофе и дешевыми бутербродами, одолженными у соседних бригад.
А пока семерка пахнет свежей краской, баллончик заляпывает пальцы Прайс серебром, гневный вопль шефа ставит им всем еще две смены подряд, но, несмотря на это, они смеются и дают «пять» друг другу теплыми ладонями; и Хлоя понимает самое главное.
Она не одна.
*
Макс просыпается первой, наспех принимает душ, кое-как натягивает сарафан и, подхватив сумку, убегает на пары — вторник, восемь утра, в руке ледяной лимонный чай, в наушниках Jason Walker, поющий о силе любви.
Сердце выстукивает: Хлоя, Хлоя, Хлоя.
Пары летят незаметно: фотография, нелюбимая математика, теория искусства, практика по съемке объектов, результаты контрольной с долгожданным «А-», обед с Самантой — наскоро запихнуть в себя суп и салат и бегом домой, к Хлое, готовить для нее утренний кофе и жарить яичницу с беконом.
Пара булочек с корицей, купленных для них двоих по пути домой, медленный автобус, бесконечный плейлист — и вот Макс вбегает в свое жилище: конура, да и только, стыдно показывать перед Хлоей, но она обязательно приведет все в порядок, вычистит до блеска, только бы Прайс осталась, только бы сварить ей кофе, уткнуться в плечо и похвастаться идеальным снимком, работой на «А-», успешной практикой.
— Хлоя? — радостно восклицает Макс с порога, сбрасывая красные кеды и джинсовку. — Завтрак!
Но Колфилд встречает только пустая постель и тихий звон фурина. От Хлои Прайс остается лишь пустая кружка на столе и едва уловимый горьковатый запах лекарств.
Макс бы отдала все время мира за одну минуту с Прайс.
Но Хлоя упорно не хочет этого.
*
Хлоя хочет, чтобы все было понятно и просто — поэтому утром она просыпается от звука захлопнувшейся за Макс двери, кое-как натягивает форму, находит кружку, выпивает ледяной воды и вызывает такси до своего дома.
Душ она принимает у себя; а потом в красно-желтой длинной футболке забирается на стул и открывает почту.
Четыре файла — четыре истории жизни. Хлоя Прайс. Нейтан Прескотт. Рейчел Эмбер. Макс Колфилд. Выжившие в Аркадии Бэй. Избранные. Отобранные самой природой. Мерзкие слова, вертевшиеся раньше в газетах, желтят отсканированными страницами из архива; но Хлоя нажимает «печать» и, пока принтер работает, успевает налить себе кофе и проверить телефон.
В тридцати с лишним вчерашних смс от Макс кроме «Где ты?» и «Все в порядке» обнаруживается странное «Мне совсем нехорошо», но Хлоя быстро выбрасывает это из головы: вчера вечером Макс выглядела вполне здоровой, а сегодня утром и вовсе умчалась на пары, значит, недомогание не такое уж и серьезное. По крайней мере, она разберется с этим попозже.
Принтер поочередно выплевывает листки, и через некоторое время все четыре истории лежат перед ней.
История Макс занимает десять с половиной листов — в основном это адреса и фамилии, но есть пара фотографий и даже данные паспорта.
Прайс делает глоток горячего крепкого кофе и углубляется в чтение.
«Меня забрали в Сиэтл родственники, — звучит в голове голос Макс. — Окончила там школу, в этом году поступила в университет, но мое общежитие разнесло на кусочки».
Хлоя еще раз просматривает заглавную страницу: все адреса жительства Макс и краткие сведения о ней. Государство действительно заботится о детях, попавших в подобную ситуацию: в неполные одиннадцать лет, сразу после катастрофы, она попала в приют, откуда в четырнадцать ее забрала фостерная семья, но в том же году Макс вернулась обратно. Под сноской-штрихом Хлоя читает о депрессивном, почти суицидальном поведении подростка и странных наклонностях к причинению себе травм. В шестнадцать Колфилд сбежала — очередная пометка «отправилась на поиски погибших родителей», — но быстро вернулась; в семнадцать кое-как окончила школу при приюте и подала заявление в университет по программе сирот, где поступила на первый курс.
И все.
Ни одного слова о родственниках или о Сиэтле.
Хлоя смотрит на высокий средний балл — почти 4,2 в школе; читает заключения осмотров у психиатра — каждые полгода до восемнадцати Макс наблюдалась в специальном центре. Каждый из них писал одно и то же: замкнута, депрессивна, асоциальна, не воспринимает реальность целиком.
Некоторые утверждали, что она винит себя в гибели Аркадии, но Хлоя только фыркает, вчитываясь в кривые строчки. Как десятилетний ребенок может разрушить целый город?
На остальных листах — адрес приюта, телефон фостерной семьи и даже номер куратора. Все данные, каждое сведение, занесенное вплоть до двадцать первого сентября — ее восемнадцатилетия. День, когда Макс Колфилд сама смогла распоряжаться своей жизнью, имея минимальное социальное пособие.
Хлоя шумно выдыхает, не зная, как реагировать. Жизнь Макс — это ее личное дело, повторяет она себе. Мы даже не были знакомы, чтобы говорить ей правду, пусть и не такую страшную.
Значит, Макс не покидала Портленд с тех пор, как ее сюда привезли.
Все не так страшно, поджимает губы Хлоя. Могло быть хуже. В тысячи раз.
Доверяй, но проверяй, да?
Но последние строки в файле — очередное заключение психиатра — ударяют Прайс под дых.
Черным убористым почерком некий мистер Дженсон пишет, что у Макс склонность к патологическому вранью и фантазированию.
«Считает, что способна управлять временем, — пишет Дженсон. — На просьбу продемонстрировать отвечает, что это приведет к очередному разрушению, как было с Аркадией Бэй. Рекомендовано интенсивное лечение».
Хлоя пытается разобрать записи еще с час, но ничего не находит — только на последнем осмотре Макс, видимо, в чем-то сознается или придумывает историю, на остальных — обычные слова вроде «сдержанна, замкнута, закрыта».
Прайс закуривает — первая сигарета за утро — и забивает в гугл имя и фамилию психиатра. «Доктор Мишель Дженсон, — выдают первые же строки, — практикующий психиатр и психотерапевт». Видимо, он такой один на весь Портленд.
Хлоя складывает все бумаги, касающиеся Макс, в папку и, бросив взгляд на часы, решает начать с самого очевидного.
*
«Форд фьюжн» пересекает Уилламет за считанные минуты — в такое время в городе еще нет пробок, и, вылетая на Пауэлл Бульвар, через пятнадцать минут оказывается у большого офисного здания.
Доктор Дженсен принимает на четвертом этаже, в самом углу — и Прайс приходится долго искать парковку, а затем и правильный вход; запутанность офисов — фирменный знак всего города.
Милая секретарша, сидящая за столом прямо в коридоре, фальшиво улыбается ей и уточняет, на какое время записана Хлоя. Парамедик убирает со лба синие волосы и авторитетно заявляет, что она здесь по важному делу. Очень личному, добавляет она.