Хлоя быстро переодевается, заправляет волосы за уши и подходит к стойке с документами, забирая со стенда папку с номером «7» — вложенный в нее красный лист пестрит оранжево-черными буквами.
Левой рукой отмечая состояние бригады, правой она забирает у Виктории бланки по машине, а затем громко зачитывает вслух:
— В связи с вечеринками выпускников сразу в трех университетах Портленда в ночь с субботы на воскресенье приказом мэра велено дежурить всем бригадам. Особое внимание следует уделить северному, юго-западному и центральным регионам. Патрулирование территорий не возбраняется, — заканчивает Хлоя. — Ниже перечислены сами универы: Портлендский центральный, Орегонский научный, что на Джексон-роуд, и Уилламеттский. Почти все попадают в наш район.
— Отстой, — вяло отзывается Стеф, потирая сонные глаза. — Меньше всего я хочу спасать блюющих студентов от передоза.
— Можешь не спасать, — доносится до них ехидный голос Чейз. — Тебя не просят.
— Разгар лета, — пожимает плечами Зак, — что мы хотели? Везде и всюду празднуют. Хорошо, что центральные тоже будут, и «скорые» наверняка поставят на дежурство. Оно же к лучшему. Премию дадут, — мечтательно произносит он.
— Мечтай, — фыркает Прайс. — Кстати, нашу базу отнесли к центральным, — смеется она. — Наверное, решили, что у нас больше всего бригад. Вот путаница начнется…
— Не звони им, — Стеф выбирается из фургона, — начнут еще орать на нас и добавят втрое больше смен.
— Хватит трындеть, — командует Чейз из машины, — у нас вызов.
Одновременно с ее словами на табло высвечивается семерка; и Хлоя, кое-как распихав бумажки по полкам, запрыгивает в уже заведенную машину.
— Ну, что у нас? — Она спешно проверяет аптечку. — Черт бы побрал, смена с полуночи, какого хрена, сейчас без четверти двенадцать… Ничего не успела!
— Девчонка на крыше, хочет сброситься, — говорит Стеф.
— И ради этого нас дернули? — закатывает глаза Тревор. — Мы им что, бесплатная психологическая помощь? Или нам дадут рупоры и мы будем ее отговаривать?
— Ты идиот, — отвечает Чейз, включая мигалки. — Мы должны ее спасти, если она упадет.
— А если там семнадцатый этаж???
— Всем насрать, — лаконично пожимает плечами Виктория, включая «дворники» на машине: мелкий дождь настойчиво стучит по стеклу.
*
К шести утра каждый из ее бригады успевает назвать эту смену ночью суицидников. За семь часов они побывали на трех вызовах, где кто-то пытался покончить с собой: девушка на крыше из-за карточного долга, парень в ванной из-за несчастной любви и молодая женщина из-за проблем в семье; а кроме того, две аварии — и обе с нетрезвыми водителями, не рассчитавшими скорость. Пять спасенных жизней отправляются в копилку каждого из них, и, хоть смена заканчивается удачно, они чувствуют себя бесконечно уставшими.
Прайс заморачивается с бумагами, путает даты и выезды, но на помощь внезапно приходит Виктория — ледяными тонкими пальцами отобрав у нее папку, она сама заполняет все и получает в ответ взгляд, полный благодарности.
Они прощаются до утра пятницы — впереди выходные, а после — очередные долгие смены и ночные дежурства; и Энджел вызывается проводить Хлою до автобуса.
— Помогла инфа? — прямо спрашивает Линн, когда они выходят из гаража.
— Не очень, — вздыхает Хлоя, щелкая зажигалкой. — Все еще больше запуталось.
— Помочь? — Он поправляет рюкзак с десятком значков на нем. — Только скажи.
— Я не знаю. — Хлоя глубоко затягивается. — Я не разбираюсь в детях и в сумасшедших. А в сумасшедших детях — особенно. Почти взрослая девчонка придумала сказку про управление временем, сама же в нее поверила и взвалила на себя груз ответственности за гибель тысяч людей. Где это видано, а? — с горечью произносит Прайс. — Чтобы дети так себя вели. Чтобы люди так себя вели. Я не знаю, Эндж. — Она выдыхает. — Все сложно.
— Люди придумывают ложь, чтобы защититься, — безмятежно произносит парамедик. — Осталось ответить на вопрос, от кого и зачем — и мозаика сложится. Или просто поговорить напрямую.
— Я не могу. — Хлоя останавливается у лавочки с кофе и заказывает двойной латте. — Мне страшно.
— Двойной американо со сливками, пожалуйста. — Эндж протягивает пять долларов. — Чего ты боишься, Хлоя?
— Я уже слишком много сделала, чтобы ничего не бояться, — подумав, отвечает Прайс. — Теперь я переживаю, что она думает, будто я специально все это разведываю, потому что не доверяю ей и…
— Стоп, стоп, стоп, — поднимает руки Эндж. — Спокойно. В конце концов, ты ничего такого не сделала. Верно? Это просто информация, которую ты добыла. Только ты решаешь, что с ней делать. Я вот, например, оставил бы ее пока при себе. Она бессмысленная. Ну, фантазирует девочка. Ну и пусть себе фантазирует, с возрастом все это проходит, знаешь же, как это бывает.
Хлоя забирает два стакана, протягивает один Линну, и они бредут по безлюдной улице к остановке, освещаемые только солнечными лучами, которые путаются в волосах Хлои и задерживаются там навсегда, согревая голову.
— Я поговорю с ней завтра… то есть сегодня. Вечером. Наверное, — вздыхает Хлоя. — Просто она подросток и может остро отреагировать. Перевернуть стол, например, — вспоминает Прайс слова Дженсона.
— Пусть переворачивает, это можно пережить.
— Я попробую, — кивает Хлоя. — Спасибо.
— Без проблем, Хлоя, — улыбается Энджел.
Прайс останавливается и обнимает его так, как, наверное, когда-то обнимала Джастина; вдыхает запах улицы и горьковатого парфюма.
Солнце сменяет тучи, и на безоблачном рассветном небе распускаются золотые узоры от его лучей.
*
Они сидят за столиком в Старбаксе — там же, где сидели несколько недель назад, на самой первой встрече; все тот же вид из окна на ветреный Уилламет, все те же имена на стаканчиках, все такая же растрепанная Макс в вечном ярко-желтом сарафане, серой джинсовке и кедах на босу ногу, внимательно кивающая в такт рассказам парамедика и даже чуть наклоняющая голову, словно для того, чтобы четче слышать каждое слово Хлои.
— Жарко, — жалуется Макс, снимая джинсовку. — Возьму себе холодный чай. Тебе взять что-то?
— Еще кофе, — кивает Хлоя. — Я плохо спала.
Макс улыбается и уходит, захватив цветной кошелек, а Хлоя все смотрит на ее хрупкую фигурку и не может оторвать взгляда от выпирающих косточек на плечах, россыпи веснушек на спине и тонких лямок нежно-кремового белья, оставляющего красноватые следы на светлой коже.
Хлоя протягивает ноги в свободных шортах защитного цвета, поправляет майку с черепом и думает о том, что неплохо бы купить себе пару вещей на такие вот жаркие вечера. И пусть в ее черном рюкзаке с логотипом «VANS» лежит толстовка на случай прохладной ночи, ей все равно нужно что-то менее открытое.
Макс взъерошивает волосы, расплачивается на кассе, получает в подарок засахаренный листик мяты и возвращается к столику.
— Плохо переношу жару, — вздыхает она. — Больше люблю осень. Дожди, ветра…
— Суицидники, — поддакивает Прайс.
— Хлоя!
— А что сразу Хлоя? — Парамедик стучит костяшками пальцев по столу. — Я что, виновата, что ли, в их осенней депрессии? Кстати, — она поднимает указательный палец, — теперь за каждого спасенного суицидника нам будут доплачивать по семь баксов. Нехило, да? Жизнь за семерку.
— По-моему, цифра семь тебя преследует, — серьезно говорит Макс. — Не задумывалась об этом? Может, это твое счастливое число?
— Ага, — закатывает глаза Прайс. — Что-то особо счастья оно мне не приносит.
— Ты просто не умеешь ценить то, что имеешь! — взмахивает руками Колфилд.
— Ну давай, начни мне впаривать про голодающих детей в Африке!
— Откуда ты…
— Зеленый чай с сахаром и мятой для Макс и большой латте для Хлои! — раздается голос бариста.
— Я заберу. — Хлоя подрывается с места и возвращается через несколько секунд. — Иногда ты до ужаса банальна! — говорит она, поудобнее усаживаясь. — Что за странную штуку ты пьешь?