Макс терпеливо ждет в машине и, когда Хлоя усаживается обратно за руль, молча протягивает бутылку все еще холодной воды.
— Я ничего тут не найду, — качает головой Прайс, делая глоток. — Нам нужно что-то другое.
— Что?
— Не это.
Уже возвращаясь к центральной дороге Аркадии, Хлоя понимает, что пустырь, который она видела на въезде в город, — это тот самый «Пан Эстейтс».
За следующие три часа они объезжают каждый километр, останавливаются на каждом перекрестке, выходят вдвоем, прислушиваются к себе, но ничего не чувствуют.
Так думает Хлоя.
Так лжет Макс, которая наблюдает за огромными прорехами времени — словно разрубленная ткань, они висят в воздухе, готовые втянуть ее в себя в любой момент. И, пока Хлоя выискивает что-то в бывших «Двух китах», Колфилд подходит слишком близко к одной из скважин.
На нее дышит смерть вперемешку с морской солью; каштановые, растрепанные, вьющиеся на концах, упорно не желающие выпрямляться волосы на миг становятся седыми; в голове кричат десятки голосов, и Макс видит, как бегут, спасаясь, отсюда люди — вверх, к новым кварталам, еще не зная, что смерть настигнет их и там.
Раздается грохот — огромный маяк начинает рушиться, куски бетона падают в воду, следом за ним — часть скалы, на которой он стоял.
Макс тоже кричит, хватается за голову, но не может вытащить оттуда эти картинки: края сознания начинают закрываться, оставляя ее наедине с воспоминаниями.
Хлоя приводит ее в чувство резким толчком.
— Колфилд?
Макс едва дышит.
— Твою мать, Хлоя, — выдыхает она. — Кажется, я знаю, куда нам нужно.
И в этот момент за ее спиной вспыхивает маяк.
*
— Какого… — произносит Хлоя, осторожно отодвигая Макс и всматриваясь в желтую точку, очень быстро разрастающуюся в светлый луч. — Колфилд, который час?
Макс шарит по карманам, достает телефон и смотрит на часы.
— Едва полдень. Хлоя, нам нужно туда!
— Ты что, активировала внутренний навигатор? — язвит Прайс. — Восемь лет назад этот маяк рухнул вместе с городом, я сама видела!
— Его могли восстановить, — возражает Колфилд.
— Боже, Макс, да здесь уже сто лет никто не причаливает, это же Аркадия! Кто вообще знает об этом богом забытом городишке?
— Чтоб ты знала, маяки зажигают не только вечером! — Макс складывает руки на груди. — Это происходит также в туман, или сильный дождь, или… — Она замирает. — При угрозе шторма на море. Поехали, Хлоя! Пожалуйста!
— Ладно, ладно. — Прайс садится в машину. — Поедем вдоль бухты, заодно и посмотрим, что там сохранилось.
Но Макс остается стоять на месте.
Ее реальность только-только началась: прорехи времени, до того казавшиеся черными дырами в пространстве, захлопываются, оставляя за собой едкий запах гнили и соли, и Макс переламывает, выгибает назад, скручивает и обрушивает на землю; словно кто-то невидимый дергает ее за нити; и никакая подскочившая через секунду Хлоя не может ей помочь: Колфилд бьется и мечется в ее сильных руках; кровь из носа течет широкими струйками, смешивается с пылью асфальта, капает на проросшую через него траву.
Время ее чувствует и, подобно глубинной тьме, ласковым зверем жмется к ногам, виновато ластится, пеленой ложится на грудь, пытаясь заслужить прощение; и Макс поднимает руку.
Ветер перестает существовать. Остается только она — и Хлоя, все еще прижимающая ее к себе. Макс поворачивает голову и видит дом, ее собственный дом из крашеного кирпича, освещенный лучом маяка.
На миг в сердце поселяется надежда; но время очень быстро сворачивается на ее ладони в черный тугой клубок и затихает.
Колфилд моргает и с помощью Хлои поднимается на ноги.
— Отвези меня туда, — бесцветным голосом говорит она, не реагируя на другие вопросы.
И Прайс отвозит — быстро, на предельной скорости, вжав педаль газа до упора, не обращая внимания на разбившиеся лодки на берегу; бросает машину внизу, кое-как щелкает сигнализацией и чувствует, как Макс крепко вцепилась в ее руку.
Они начинают подъем, и чем выше ведет их дорожка, тем страшнее становится небо над головой, тем ярче светит луч прожектора.
Макс останавливается на секунду, прислушивается к себе и, словно обходя что-то, петляет влево, уходя в сторону от дорожки, ведущей к маяку, а потом уверенно возвращаясь на нее вновь, и Хлоя идет за ней шаг в шаг, не задавая больше никаких вопросов.
Жесткие кусты, деревья, песок с камнями, лютый ветер, бьющий в лицо — Колфилд плевать на все это, она выбирает странный путь, но не сворачивает с него, и Хлоя едва успевает за ней.
— Еще немного, — шепчет Колфилд сама себе, проводя рукой по воздуху.
Хлоя режется о лежащий на земле кусок стекла, чертыхается и с трудом раздвигает плотные ветки, осторожно ступая по дорожке, чувствуя, как внизу бьются волны.
Маяк действительно стоит — построенный заново, огромный и тускло-серый, с пристроенным к нему трехэтажным домом, выкрашенным сизой краской, местами сошедшей, но все же сохранившей неповторимый оттенок. В окнах нет света, прочная кованая дверь заперта, и они обходят дом со всех сторон, чтобы убедиться: просто так в него не войти; кругом тишина — и луч света с верхушки пронзает небо на много миль вперед, гипнотизируя, заставляя остановиться.
Хлоя никогда не видела свет маяка настолько близко, поэтому она замирает, открыв рот, не в силах отвести глаз от прожектора, пока Макс взволнованно прижимается лбом к белой отделке маяка, снизу покрытой мхом, а сверху посеревшей от времени, словно вслушиваясь в то, что творится у него внутри.
Словно у него есть сердце.
— Объясни, наконец, что происходит, — не выдерживает Хлоя, заставляя себя перестать смотреть на свет.
Колфилд с силой отрывается от маяка и шепчет:
— Здесь кто-то есть.
— Да кто, господи? — Прайс ждет от Макс ответа, но та только смотрит куда-то за плечо Хлои.
Парамедик медленно-медленно поворачивается.
— Какого черта?!..
Комментарий к семнадцать. Здравствуйте!
Я либо пропадаю на несколько дней, либо пишу по десять страниц за три часа, да, такое нелегкое время. Я не знаю, сколько людей меня читает (но “ждущих продолжения” всегда около сотни), но знайте – я ценю каждого читателя. “Синдром” пишется, пока мне пишется, он, по-моему, вечен (мне интересно, вытяну ли я больше, чем пятьсот страниц, и кто это вытянет вместе со мной). Спасибо за ваши отзывы! :3
*Мы с вами действительно едем из Портленда через US-26 W и OR-6 W; указатель Банкс/Аркадия Бэй – на самом деле Банкс/Тилламук Бэй (город-прототип Аркадии).
====== восемнадцать. ======
только ты меня вытащишь и спасёшь, если только захочешь ещё спасти. время — бусы жемчужные, снег и дождь. время — щёлканье кадров, последний титр. мы с тобою герои извечных драм: ты — мой ангел, а я — твой опальный Рим. и меня по ночам поедает страх, что просторы вселенские глушат крик.
У невысокой женщины, стоящей перед ними, длинные, спутанные каштановые волосы, жесткие черты лица и платье, напоминающее робу; она держит в руке фонарь — причудливо изогнутые медные проволоки с фитилем и воском внутри.
Вглядевшись в ее лицо, Хлоя становится впереди Макс, закрывая ту своей спиной, — глаза женщины, поврежденные катарактой и совершенно слепые, будто смотрят сквозь них. Тишину разрывает ее низкий, хриплый смех, и фонарь вспыхивает еще ярче.
— Я вас знаю! — вдруг говорит Макс, делая шаг из-за спины Прайс, и убирает ее руку от себя, когда та вновь пытается ее заслонить. — Я видела, как вы просили еду около «Двух китов»!
Женщина приподнимает фонарь и долго смотрит на него, будто может видеть этот свет, и ее ответ заставляет колени Хлои дрогнуть:
— Юная Макс, — хрипло произносит она, — и младшая Прайс. Помнится, твоя мать заботилась обо мне лучше, чем моя семья.*
— Как вы узнали меня? — спрашивает Хлоя. — Вы ведь…
— Не вижу? — Снова каркающий смех. — Девочка, не обязательно иметь глаза, чтобы смотреть.