У Хлои на языке тысячи вопросов, но чувства берут верх: страх, который она испытывает, глядя на эту женщину — сутулую, древнюю, похожую на греческую мойру, — перекрывает все. Она хватает Макс за руку, сжимая ее ладонь в своей, почти впиваясь ногтями, и взглядом показывает на дорожку, по которой они пришли.
К ее удивлению, Колфилд качает головой.
— Как вы выжили? — обращается она к женщине. — И как вас зовут?
Вместо ответа им лишь указывают фонарем на открытую дверь и поворачиваются спиной.
— Скоро гроза, — коротко говорит она, скрываясь внутри.
Прайс дергает Макс за руку.
— Ты туда не пойдешь! — шепчет она. — Даже не думай!
— Хлоя, — терпеливо произносит Макс. — Пожалуйста. На пару минут. Ладно? Мы уедем еще до грозы. Обещаю. Что она может сделать нам, сама подумай. Не убьют же нас, в конце концов.
— Тогда я с тобой.
Макс кивает.
Перед тем, как зайти внутрь, Хлоя смотрит вдаль — море, раньше казавшееся синим, покрыто серым густым туманом, и не различить, где начинается вода и заканчивается небо. Крошечные первые капли дождя падают на ее футболку, духота пеленой висит в воздухе, и не спасает даже ветер, путающий волосы и заставляющий быстрее искать укрытие.
Хлоя думает о том, что несколько часов назад еще было солнце.
Внутри дома деревянная, прочная мебель: стулья, большой стол, подобие стойки, большая кухня с несколькими тумбами, спиральная лестница наверх с витиеватыми узорами на перилах и большой камин, занимающий добрую часть голой кирпичной стены; чуть правее от входа — несколько дверей, ведущих в другие комнаты.
Под ногами скрипит сухое дерево, а сквозь закрытые ставни окон все равно долетают потоки ветра, но Хлоя радуется теплому огню: ни она, ни Макс не взяли с собой теплые вещи.
Ни о каких резких переменах погоды синоптики не сообщали.
Макс тем временем уже садится за стол и обхватывает ладонями глиняную чашку без ручки; Прайс же остается у камина, позволяя теплу наполнить каждую клеточку ее тела.
— Мое имя Скульд. — Женщина ставит фонарь рядом с собой и садится напротив Колфилд.
— Скульд? И где же ваша нить*? — не сдерживается Хлоя.
— Хлоя! — шикает на нее Макс. — Сядь со мной.
Парамедик послушно отходит от камина и опускается на жесткий стул справа от Макс.
Но женщину, кажется, реплика Хлои повеселила.
— Надежно спрятана, — следует ответ.
— Так как вы выжили? — Макс чувствует себя неловко от того, что повторяет вопрос, но не может сдержать любопытство.
Ее рука находит под столом руку Хлои, мгновение — и они переплетают пальцы.
— Укрылась в лесу, — пожимает плечами Скульд, ставя на стол еще одну чашку; чай пахнет травами и кислой бузиной, на миг напоминая Хлое ее детство. — Кто будет искать бездомную?
— Откуда здесь маяк? — спрашивает парамедик.
Слепые глаза женщины пронзают ее взглядом.
— Пять лет назад сюда вернулись Прескотты. Отстроили маяк заново в надежде сделать из него гостиницу. Глупцы! — Она ударяет кулаком по столу. — Я говорила им, чтобы убирались, но они не слушали! Старший утверждал, что сделает это место курортом, младший ему поддакивал. Год они провозились, — голос Скульд становится все тише, — маяк вырос, как гриб после дождя. Они собрали все обломки, которые только могли, и сделали из них мебель. Так что вы, возможно, сидите на куске своего дома, — ухмыляется она.
— А что случилось потом? — с замиранием сердца спрашивает Макс.
— Они исчезли. Пуф! — Старуха руками ведет по воздуху, изображая взрыв. — Просто перестали сюда приходить, и я осталась здесь.
— А свет на маяке? — хмурится Хлоя, делая глоток чая.
— Свет — это все, что осталось в Аркадии. — Скульд встает и уверенно подходит к тумбе, на которой стоит чайник; перехватывает его полотенцем и наливает себе кипяток, затем бросает в чашку листья и закрывает сверху деревянной крышкой, чтобы быстрее настоялся. — Маяк сам его зажигает, когда нужно.
— Электрический, что ли? — шепчет Прайс на ухо Макс; та пожимает плечами в ответ.
— Вы поэтому не переберетесь в город? У вас есть кто-то за пределами города? Семья? — Колфилд оглядывает комнату вокруг себя в поисках хотя бы намека на фотографии. — Быть может, мы можем вам помочь?
— У меня есть сын, — глухо говорит Скульд. — Сейчас он такой же, как и младшая Прайс.
— Э-э-э, — тянет Хлоя. — Какой?
— Тоже носит форму. — Женщина снимает крышку с чашки.
Макс бросает на Хлою быстрый взгляд — на ней нет ничего, что выдало бы в ней парамедика, нет даже ничего черного, никаких следов или нашивок.
— Как вы…
— Свет все знает. — Скульд показывает пальцем с желтым ногтем на фонарь.
Хлоя закатывает глаза.
— Он военный? Моряк? Кто ваш сын?
— Нет, — качает головой женщина. — Думаю, что он врач.
— Почему вы не спросите его сами? — не отстает Хлоя.
— Мы не виделись слишком много времени. Но я знаю, что он в порядке. И ты это знаешь, юная Прайс. — Скульд тянется к ней рукой, и Хлоя отдергивает ладонь.
Макс снова шикает на нее — и перехватывает руку женщины своей.
Время, свернувшись клубочком, выпадает из ее ладони и укладывается у ног старухи.
— Вы можете мне помочь, — шепчет Макс. — Я это чувствую. Верно?
Ноздри старухи раздуваются.
— Аркадия стерлась с лица земли, Макс Колфилд. Ее лишили даже индекса, стерли со всех карт, пометили знаком опасности. Аркадия теперь заброшена. Она больше не дает ответов тем, кто спрашивает. Это мертвое место. Сюда не нужно приезжать.
— Пока есть время, Аркадия жива, — спорит Колфилд.
— Времени здесь почти нет, — смеется Скульд. — Только пустота. Нужно ли время в пустоте? Оно не приходит в такие места, юная Макс. Ему нужна жизнь. Дайте ему ее — и оно оставит вас в покое, примет свой ход, уйдет обратно. Верните его туда, откуда оно. Верните его домой.
— Макс? — Хлоя вскидывает брови. — О чем вы?
Но Макс не слушает — она не сводит глаз с лица старухи: оно кажется ей таким же мертвым, как и все то, что находится здесь, безжизненным, вневременным. Макс чувствует: этот дом — словно расщелина между времен, и года над ним не будут властны.
И маяк загорается не поэтому.
— Оно любит свет, — догадывается Макс. — Время любит свет. Поэтому включается маяк, да? Поэтому вы ходите с фонарем. Поэтому там, на глубине, была темнота, которая скрывала реальность и сквозь которую я должна была пройти, чтобы вернуться.
— Свет знает все, — повторяет Скульд. — Дети спят с ночником, думая, что он спасет их от монстров под кроватью, а на самом деле бояться нужно вовсе не монстров.
— Бояться нужно самой ночи, — повторяет Колфилд как завороженная.
— Вы достали, — закатывает глаза Прайс. — Как медик, я скажу, что самые страшные монстры — это люди.
Скульд оказывается около нее за считанные секунды — Хлоя отъезжает на стуле назад, раздражаясь от того, что ей приходится постоянно пятиться.
— Что? — спрашивает она.
— Твоя мать помогала мне пережить самые трудные времена, — шипит старуха, — поэтому я дам тебе один совет: люди не становятся монстрами просто так, их такими делает время. Но твое время может скоро закончиться, потому что твой ангел давным-давно мертв. Люди вокруг тебя дохнут как мухи, младшая Прайс, подумай, почему так происходит. — Она царапает ногтем ее шею. — Может, ты несешь в себе смерть?
— Вы сумасшедшая! — Хлоя подскакивает, роняя стул. — Макс, пойдем отсюда.
— На тебе клеймо, Прайс! — хохочет Скульд. — Я знаю это. Твоя нить тонка, как леска Уильяма, когда он еще ходил рыбачить! Твое счастье, что нить Колфилд поддерживает ее, иначе бы ты была мертва!
— Отвали от нас!
Хлоя тащит за собой Макс, отчаянно сопротивляющуюся, пытающуюся извиниться, но Прайс оказывается сильнее.
— Скульд! — успевает крикнуть Колфилд. — Как его победить?