Это они еще ноги не видели, усмехается Прайс, проводя щеткой по мягким волосам — удивительно, как после стольких литров краски они сохраняют такое состояние?
Не развалились к чертям, она имеет в виду — как и сама Хлоя.
Они встречаются в «Старбаксе» в два, поэтому Хлоя даже почти успевает выспаться перед тем, как собраться, но все равно чувствует потребность в тройной дозе кофеина.
На Коламбия Стрит сегодня непривычно мало людей — так бывает всегда, когда назначаешь встречу в будний день до обеда. Хлоя оставляет свой старенький «Форд Фьюжн» на крытой парковке, щелкает брелком сигнализации и спускается вниз, в основное здание.
Как влюбляются в вещи, так влюбляются в места в кафе — ты видишь столик и хочешь сидеть именно за ним; вот и Хлоя, завидев два кресла с широкими подлокотниками у самого окна, выходящего на парк, сразу же забирается в одно из них.
Мысль о том, как она узнает среди всех Максин Колфилд, ее не волнует ровно до тех пор, пока часы не показывают десять минут третьего.
Именно в этот момент в кофейню влетает небольшой ураган, спотыкается о коврик, почти падает, нелепо машет руками в воздухе, ойкает, и Хлоя сразу понимает: да, это к ней.
Лохматое существо озирается по сторонам в поисках Прайс, прижимает к груди сумку, потертую, выцветшую, сине-желтую, с карманами на ремешках, и мнется с ноги на ногу. Хлоя выжидает с минуту — догадается или нет? — а потом лениво машет ей рукой.
— Вы мисс Прайс?
Хлою дергает.
— Хлоя, — говорит она. — Да сядь ты уже.
Макс оказывается совсем не такой, какой она себе представляла: мятая футболка с бабочкой, серые зауженные джинсы, изношенные кеды и толстовка. Хлоя внимательно рассматривает ее лицо — россыпь веснушек, пушистые ресницы, серо-голубые глаза, волосы, растрепанные до такой степени, что в них можно вить гнезда.
А потом она вспоминает — это обрушивается на нее волной, сдавливает горло и душит чувством вины, не давая сделать вдох.
Двести девятнадцатая комната.
Бен-лесоруб.
Майкл, спасавший жизнь девчонке.
Но ведь никто не выжил?..
— Ты знаешь, кто я? — Это первое, что спрашивает Хлоя, когда Макс садится в кресло, все еще прижимая к груди сумку. — Можешь меня вспомнить?
Макс кивает:
— Сразу узнала. — Показывает на волосы. — По цвету. Синий. Вы спасли меня тогда в здании.
Она наконец откладывает сумку в сторону.
— Я знала, что вы захотите встретиться, — тихо говорит Колфилд, и у Хлои от этой фразы по телу пробегают мурашки. — Когда-нибудь.
Прайс поднимается с места, одергивает рукава светло-серого кардигана и спрашивает:
— Взять тебе кофе?
— Большой латте с карамелью, пожалуйста, — улыбается Макс.
Перед тем, как вернуться, Хлоя забегает в туалет — ополоснуть лицо ледяной водой, чтобы не позволить прошлому взять верх над настоящим. Не потому, что парамедики могут или не могут; просто ей не хочется выглядеть… слабой?
Можно ли винить Макс в том, что из-за нее погибли люди? Если бы она не спасла Макс, не потратила бы драгоценные две минуты на то, чтобы найти кого-то за закрытой дверью, были бы живы Бен, Майкл и остальные?
Она ведь хотела встретиться не за этим.
Никто не знал, что так сложится.
Жалкие оправдания. Это все жалкие оправдания.
А они никому не нужны.
Когда она возвращается, заказ уже стоит на барной стойке — две тяжелые белые чашки, и по кружке Макс медленно-медленно стекают взбитые сливки.
Колфилд молчит, когда Хлоя ставит перед ней чашку, но потом берет трубочку и, осторожно поддевая верхушку, начинает есть карамель.
Кофе Прайс черный, как и ее мысли пару минут назад.
— Хлоя, вы спасли мне жизнь, — говорит Макс, и ее серые глаза блестят. — Спасибо. Я знаю, что тогда погибли почти все…
— Как ты выжила? — обрывает ее Прайс и сразу же ругает сама себя: не выдержала.
— Я упала вслед за вами, — удивленно отвечает Колфилд. — Вы не помните?
Булыжник, который рухнул на то место, где минуту назад лежала Хлоя.
— Так это ты меня оттащила? — догадывается она.
— Угу, — кивает Макс. Ее кофе слишком быстро заканчивается. — Потом меня заперли в машине «скорой», и больше я вас не видела. Хотя знала, что рано или поздно мы свяжемся.
— Еще скажи, что знала зачем, — фыркает Хлоя.
Что-то пугает ее в этой девочке. Что-то не дает расслабиться. Хрупкая и ломкая, словно ей когда-то поломали и неправильно срастили все кости, с резкими движениями, Макс ее настораживает.
Хлоя чувствует легкую силу, исходящую от нее — и очень ясно представляет, как та сворачивает кому-то шею с бесстрастным выражением лица.
И эти волосы, нерасчесанные, взъерошенные, неровно обстриженные — будто она постоянно с ними что-то делает, ест она их, что ли?
Макс внезапно улыбается ей — или своим мыслям — и Хлоя думает, что такая улыбка, вымученно-искусственная, бывает только у тех, кто видел смерть.
Неужели она сама улыбается так же?
Макс словно читает мысли:
— Когда ты постоянно избегаешь смерти, то соглашаешься на все, потому что уже не боишься ее. Вы хотели поговорить об Аркадии?
Хлоя коротко кивает — синяя челка на миг ловит лучи солнца и отражает их.
— Мне было одиннадцать, и все, что я помню — это грохот и темноту, — грустно пожимает плечами Макс, и толстовка съезжает с одного ее плеча, — потом меня нашли.
— Как тебя нашли? — Пальцы Хлои постукивают по чашке.
— У меня был мобильник, такой детский, старый, там была мелодия одна, очень громкая, — путано объясняет Макс. — Я включала ее снова и снова, пока меня не вытащили. А как нашли вас?
— Я была в нескольких километрах от города, когда услышала сирены. Так что мне, по сути, просто повезло. — Хлоя в два глотка допивает остывший кофе.
Пустая чашка ударяется об стол, звук эхом разносится по кофейне; Макс внимательно смотрит на Хлою, будто пытаясь узнать ответ на вопрос, который невозможно задать.
— А другие? Там было еще двое.
— Рейчел была с Нейтаном, они вроде бы переждали в каком-то бункере. — Хлоя хмурится. — Их жизнь не сложилась.
Рейчел потрахалась с Прескоттом, а потом побежала искать ее. Благородство.
— Угу, — снова кивает Макс. — Я слышала о Прескоттах. Карма — великая сила. Знаете, думаю, у меня тоже не сложилась.
— Кто? — Хлоя все еще думает о Рейчел.
— Жизнь, — терпеливо отвечает Макс. — Меня забрали в Сиэтл родственники, я кое-как окончила там школу и в этом году поступила в университет, но мое общежитие разнесло на кусочки. — И снова эта улыбка. — Приходится снимать жилье, пока его восстанавливают. Ну, или ютиться там в комнатах по четверо.
— Не любишь людей? — хмыкает Прайс. — Я тоже.
Макс пожимает плечами и, воспользовавшись паузой, доедает остатки сливок.
— Вы много кого потеряли в Аркадии? — почти шепотом спрашивает она.
— Всех, — глухо отвечает Прайс.
Макс не говорит «мои соболезнования». Она не говорит «мне жаль» или «я тоже».
Она протягивает руку и берет ладонь Хлои в свою, сжимая.
— Но теперь вы спасаете жизни. Это же важно — то, что вы смогли собраться из частей. Кто-то не смог. У меня вот до сих пор не получается, — признается она. — Вижу кошмары по ночам или боюсь, что проснусь — а вокруг все горит и рушится. Представляете, — грустно смеется она, — я сплю с включенным светом.
Хлоя кивает: она хотя бы спит. Прайс не могла уснуть первые несколько ночей.
Они сидят в тишине несколько минут — ладонь в ладонь, боль в боль; и Хлоя впервые за несколько недель чувствует, как из нее уходит тяжесть, тянувшая ко дну; словно кто-то выбросил все камни, что лежали у нее на сердце.
А потом Макс убирает ладонь, в последний раз сжав чужую, и хватается за грязно-сине-желтую сумку.
— Мне нужно идти, Хлоя Прайс. — Макс встает. — Спасибо за кофе. И еще… — Она на секунду запинается. — Пожалуйста, звоните, если что-то… если надо будет поговорить. Потому что мне тоже… нужно. Иногда… С кем-то.