Макс отрывается от Хлои и смотрит на Скульд; здесь, в эпицентре дождя и грома, она кажется оплотом спокойствия и безмятежности, будто…
— Вы что, смерть? — с неверием спрашивает Колфилд, и старуха смеется, громко, отчаянно, лающе.
— Смерти нет, — говорит она. — Есть только время.
А Хлоя все понимает, складывает два плюс два, получает твердую четверку, вертит-крутит мозаику у себя в голове и, не выпуская руки Макс из своей, говорит:
— Оно ушло из-за Энджела. Да? Вы не убили его. Он даже не ваш сын! Вы просто сохранили ему жизнь, когда это было нужно. Когда это случилось? — Хлоя встает, оставляя Макс сидеть на диване. — Здесь, в Аркадии? В день, когда все рухнуло. Он был спасателем. Поэтому он похож на меня, да?
Скульд кивает — отрывисто и горько, прикрыв слепые глаза морщинистыми веками, а потом поднимает руку, словно пытаясь на что-то указать, но замирает — и улыбается последний раз, глядя в пустоту.
— Мои пионы, — едва слышно произносит она. — Как же мы их любили…
Макс кидается к ней, Прайс — следом, щупает пульс, не находит его, отступает назад, достав из кармана телефон.
— Надо вызвать скорую, — говорит она. — Поймать сигнал. Может, на улице будет ловить? Ты со мной или подождешь?
— Я подожду, — уверенно кивает Макс. — Все в порядке. Я побуду здесь. — И окликает ее уже у порога: — Хлоя? Ты ведь вернешься?
Прайс цокает языком, качает головой и улыбается.
— Будто есть выбор.
— Он есть всегда, — возражает Макс.
— Скажи это времени, — фыркает Прайс, скрываясь за дверью.
Прикрывшись курткой от дождя, Хлоя обходит маяк с другой стороны дороги — какие правила безопасности могут быть здесь? — но телефон упорно молчит, не давая ей набрать даже простейшее «девять-один-один». Прайс спускается к машине, отходит от маяка на несколько метров, снова забирается на какую-то горку — грязь чавкает под ногами, на голову льет вода, телефон почти окончательно промок; но сигнал не доходит.
Кое-как, стараясь не наступать в лужи и без того мокрыми кедами, Прайс карабкается обратно. Вспышка молнии на секунду разрезает небо напополам, и Хлоя четко видит хрупкую фигурку, стоящую у обрыва.
— Макс? — кричит она, ускоряя шаг, но голос тонет в шуме ветра. — Эй, Макс!
Сплетения смутных теней обвивают когтями ее сердце, когда сквозь пелену дождя она видит не Колфилд.
Глядя на нее сумасшедшими глазами, сжимая в руке трехгранную цыганскую иголку, стоит Рейчел Эмбер; и пряди кое-как обрезанных волос грязными перьями лежат у ее ног.
*
— Думай, Колфилд, думай!
Макс ходит по комнате мелкими шагами, то вскидывая руку, то в сомнениях опуская ее; всклокоченные, запутавшиеся волосы лезут в лицо, обработанные спиртом ранки неприятно пощипывают, и Колфилд постоянно отвлекается на какие-то мелочи.
Ей нужно выиграть эту партию.
Нужно победить.
И она совершенно, абсолютно, точно не знает как.
Заставив себя успокоиться, искусав ногти до мяса, Макс принимает самое странное решение в своей жизни.
Потому что она верит: и в темноте найдется место для света.
*
На Рейчел такой же желтый сарафан, какой был когда-то у Макс, только смотрится он на ней нелепо, несоразмерно, будто на дорогую куклу напялили кусок ткани и повязали дырявыми лентами; потоки дождя превратили некогда изысканную, расшитую цветами ткань в тряпку, что волочится по земле, когда та делает шаг навстречу Хлое.
Они сближаются у самого обрыва — все еще тяжело дышащая после подъема Хлоя и безумная Рейчел, словно сошедшая с обложки взрослого хоррор-фильма.
— Здесь не продают героин, — кричит ей Хлоя. — Ты ошиблась адресом, Рейч.
В нескольких десятках сантиметров от них мерзотная вечность ласково распахивает морские объятия, вбирая в себя электричество от молний, бьющих по обеим сторонам маяка.
— Что тебе нужно? — Прайс снимает бесполезную, вымокшую, тяжелую куртку и остается стоять под дождем; синие капли краски стекают с ее волос, пачкают футболку, опадают к ногам. — И нахера ты обрезала волосы?
Она должна была уехать с Нейтаном, думает Хлоя, так какого черта…
— Нейтан умер, — бесцветным голосом говорит Рейчел.
— И ты решила поискать его тут? — кривит губы Прайс. — Не самое лучшее место для мертвецов, ты так не считаешь?
Рейчел подходит так близко, что Хлое даже не нужно сгибать руку, чтобы коснуться ее; запах гнили и копоти, исходящий от Эмбер, становится все сильнее; перепачканная землей, поломанная, половинчатая Рейчел кажется ей опасностью.
Воплощением тьмы со страниц сказок про демонов.
— Я пришла сюда за ним. — Рейчел смотрит ей в глаза — раскаленное золото, вмерзший янтарь, некогда солнечная бездна; и обрубки, остатки выпавших светлых ресниц делают ее еще страшнее.
— А иголкой решила платьице шить? — усмехается Хлоя. — Или саван?
— Ты хоть знаешь, — Рейчел сводит руки на груди, — где меня носило все эти годы?
— Знаю, — кивает Прайс. — В барах, подворотнях, квартирах. Дальше перечислять?
Эмбер делает выпад — неловкий, слабый, Хлоя даже не уворачивается, только тыльная сторона ладони ударяет по руке, совершенно не причиняя боли. Прайс вздыхает. Что-то остается вечным.
— Это ты меня бросила! — кричит Эмбер. — Ты меня оставила тогда, восемь лет назад, это все ты, ты, ты! Если бы ты побежала за мной, я бы вернулась, если бы ты дождалась, если бы ты не ушла, не забыла меня, я бы была с тобой, я бы не стала такой, как сейчас! Меня бы не убивали, не мучили, не бросали кости, чтобы узнать, какую сломать следующей! Это все ты, Прайс, все из-за тебя! Катаешься как сыр в масле, а про меня никогда не думала! Посмотри на меня, я рассыпалась на тысячи жизней и столько же дней, я просто ходячая камера пыток!..
Дождь заливает Хлое глаза, ее знобит, но слова, сказанные ей, прожигают Рейчел насквозь:
— Знаешь, жаль, что ты не пошла в актрисы. Какая драма — винить во всех бедах того, кто тебя из твоей же задницы и вытаскивал.
Прайс не знает — то ли капли воды так странно стекают по лицу Эмбер, то ли она действительно плачет, но Хлоя не воспринимает ее как человека, способного чувствовать. Рейчел — сплошной героин, метадон или что еще посильнее — например, останки Прескотта или потерянные осколки солнца.
— Зачем ты здесь, Эмбер? — устало говорит Хлоя. — Умереть? Так умирай. Вперед.
— Хлоя? — раздается голос сзади.
Прайс резко оборачивается; мокрые пряди ударяют ее по лицу. Макс стоит, закрываясь руками от ветра, в криво застегнутой легкой куртке, с разлетающимися волосами; воплощение крошечного, точечного урагана — пока он замирает на месте, выжидая нужный момент, но скоро превратится в гигантский торнадо.
Воздух в груди Макс становится комом, острая боль вонзается в спину десятками игл — время, идущее за ней по пятам, решает поиграть в прятки и забивается в нее саму, теряется где-то на уровне груди, заглатывает ее солнечное сплетение.
Но она находит в себе силы противостоять.
— Хлоя, нам надо идти! — кричит она. — Я знаю способ все закончить!
— Я тоже, — улыбается Рейчел и толкает Хлою с обрыва.
Комментарий к двадцать три. *Вольный перевод Florence + The Machine — Blinding
Первая часть главы – артхаусная высокорейтинговая сцена – написана совместно с @mr.jeffershit. Это был незабываемый, потрясающий и очень (что важно) полезный опыт. Правда, мы писали со скоростью 20 слов в час, и каждое слово обдумывалось еще по нескольку минут. :D Это действительно было очень круто!