Хорошо бы сейчас удрать куда-нибудь. Да хотя бы навестить Андрея Энгельгардта - сидеть с чашкой кофе, иногда обмениваясь парой фраз. Вот что меня в нем привлекло - интуитивно я чувствовала в нем те же замашки, что не так давно появились у меня. Минимизация общения - на полутонах, полунамеках, догадках, улыбках. Василиса злилась на меня за то, что я замкнулась в своей скорлупке, её деятельной натуре такие «мычания-молчания» претили, она их в принципе не понимала. А тут у меня, кажется, нашлась родственная натура, небезынтересная, к тому же.
«Милочка, да будь ты честна, - сказала я сама себе. - Будь честна хотя бы перед самой собой. После истории со Стасом, ты обзавелась кучей фобий и комплексов. И если уж ты хочешь покончить хотя бы с некоторыми из них, не стоит увлекаться человеком, которому в жизни пришлось ещё хуже. Ни к чему хорошему это привести не может».
Криво улыбнувшись своему отражению в зеркале, я решила, что иногда бываю абсолютно права. Но особой радости от этого не испытала.
Переодевшись, я спустилась вниз, появившись в столовой чуть ли не последней. Каховский познакомил меня с Лукьянцом. Антон Антонович мне категорически не понравился - я терпеть не могу мужчин с лоснящимися красными лицами. А у Лукьянца оно было ещё украшено рыжими усами и водянистыми глазами. К тому же, у него был высокий пронзительный голос и влажные пальцы. Я это почувствовала, когда издатель галантно скреб мою руку и припал к ней поцелуем. Верочка за его спиной сделала страшные глаза - даже столь юная леди понимала, насколько это было неприятно. А возможно, он и ей ручку целовал, с такого типа станется.
Когда подавали второе, я была сыта гостем уже по уши. Он действительно искренне считал себя душой общества, а потому развлекал его, как мог. И ладно бы ещё двусмысленность историй о неких популярных личностях, чьи имена мне абсолютно ничего не говорили… Но вдобавок к этому, стиль их изложения Лукьянец явно почерпнул на литературных интернет-форумах, и я видела, что Верочка прекрасно понимает смысл его иносказаний. Лаура улыбалась с полностью отсутствующим видом, а Артур украдкой кривил губы. Прекрасного принца явно коробили остроты гостя. Каховский же не обращал на них ни малейшего внимания, очевидно привыкнув к манерам издателя, как к неизбежному злу. Выпито под закуску было немного, но и этого хватило, чтобы лицо Антона Артуровича стало, словно маков цвет и обильно вспотело. Я старалась не смотреть в его сторону и вздрогнула, когда Лукьянец внезапно спросил, обращаясь ко мне:
- Сашенька, а вам книги Игорька нравятся?
- Игорька? - я с трудом проглотила кусок рыбы в кляре.
- Да, вашего милого хозяина.
Только тогда до меня дошло, что он имеет в виду Каховского. Сам Игорь Михайлович довольно улыбался и поглаживал бороду, любуясь моим замешательством.
- Честно говоря, это не совсем мой жанр, - призналась я, - но «Битву комедиантов» как раз сейчас читаю.
- Из вежливости, из сугубой вежливости, - окончательно развеселился Каховский. - У меня книги больше для мальчиков подходят, чем для девочек. Но хоть признались, и то хлеб.
- Да-да, для мальчиков, которые до седых волос мечтают о шпагах, бешеных скачках и парящих в небе драконах, - неожиданно серьезно добавил Лукьянец. - Знаешь, Игорь, это замечательно, и именно за это тебя любят. Есть в твоих книжках именно то, чего не хватает в повседневности.
Он замолчал и потянулся к хлебнице.
И тут я краем глаза увидела окаменевшее лицо Борцова. Он сидел за спиной своего патрона, и выглядел так, словно только что получил пощечину от человека, которому не может дать сдачи. И я готова была поклясться, что в его глазах застыла ненависть. Настоящая ненависть. Поняв, что я смотрю на него, Иван Иванович мгновенно отвернулся. Мне стало неловко, словно я застала его за каким-то непристойным занятием.
Но оказывается, не только я одна заметила странную реакцию секретаря Каховского на этот разговор. Когда все уже вставали из-за стола и разговор, мало-мальски поддерживавшийся во время обеда, окончательно затух, меня сцапал за локоть Валентин.
- Пошли, прогуляемся, - шепнул он.
- Сейчас, только Верочку…