- Боже мой! - беззвучно ахнул кто-то за моей спиной. Кажется, Лаура. Я была просто не в силах отвести взгляд от страшного зрелища и обернуться.
А Фима уже деловито распоряжался, требуя принести кипяченую воду, спринцовку, марганец и ещё что-то.
- И кыш все отсюда! - рявкнул он, бросив взгляд через плечо. - Никогда не видели, что с человеком переизбыток алкоголя делает?!
- Так я даю отбой полиции? – нервно поинтересовался Лео. – Господи, как же это все за... – он не договорил и снова взялся за мобильник.
За моей спиной кто-то прошмыгнул в дверь, и меня обдало запахом сладчайших духов. Полина?
- Сашка, прекрати трястись! - ухватил меня под локоть Валентин. - Фима дело говорит, топай отсюда. Сейчас тут станет… эммм… весьма неэстетично. Во всех отношениях. Кадавра оживлять будут.
С этими словами он по густому парфюмерному следу потащил меня к лестнице. Возле ступеней я почувствовала дурноту, вырвалась, пробормотав, что лучше подышу свежим воздухом, и рванула к выходу.
В коленях все ещё чувствовалась противная слабость. Господи, неужели можно напиться до такого жуткого состояния? Или у издателя ещё и какая-нибудь хворь типа эпилепсии? Я не знала. По жизни мне приходилось сталкиваться с алкоголиками, но до сих пор это были разве что обычные запои, когда человек надирался и валился с ног. А потом с утра маялся и трясся.
Над Ивановкой разливалась утренняя благодать - сверкали ещё не успевшие испариться капли росы на листьях придорожных лопухов, щебетали птички, где-то мычали коровы и тянуло запахом дымка – нормальные люди выгоняли скот и топили печи.
И как можно все это менять на водочный дурман? Ну, даже если не водочный, а коньячный, пусть и самой лучшей марки… Никогда мне этого не понять, хотя спиртное я иногда пью с удовольствием. В небольших дозах и под приятный разговор.
Я сделала несколько энергичных упражнений, чтобы согреться. А потом пробежалась до ещё закрытого магазина, мимоходом отметив, что моей врагини Никитичны ещё нет, и купила у опрятной старушки пластиковый стаканчик с домашней ряженкой - сверху её прикрывал кусок жирной румяной пенки.
В качестве бонуса молочница вручила мне пластмассовую ложечку, и я отправилась обратно. Есть не хотелось.
Ничего не хотелось. Даже кофе.
- Саша!
Из ворот Каховских мне навстречу выбежала взволнованная Верочка.
- Саша, что там происходит? Меня в столовую не пускают, и лица у всех какие-то…
- Верочка, Лукьянцу стало плохо. Ефима Ильича позвали.
Тут нам пришлось посторониться, потому что на дороге появилась подвывающий микроавтобус. «Скорая помощь» прикатила. Мы помогли открыть ворота, и машина устремилась к дому.
- Так плохо? - удивилась девочка. - А на вид здоровый дядька.
«Только пьет, как лошадь» - едва не слетело с моих губ, но я вовремя удержалась. Лишь плечами пожала.
- Значит, завтрака ещё долго ждать, - разочарованно протянула Верочка.
- Хочешь? - я протянула ей ряженку.
- А вы?
- У меня аппетита нет. Ешь на здоровье. Если я захочу, купим ещё.
Глядя на девчушку, уплетающую розоватую ряженку и блаженно жмурящуюся на утреннее солнце, я невольно улыбнулась.
- Саша, пойдемте к реке. - Верочка тоже улыбалась.
Мы спустились к воде, устроились на поваленном дереве сбоку от пустынного пляжа. Неподалеку сидел одинокий рыбак и курил, глядя на поплавки.
С реки исчезала последняя туманная дымка, в прозрачной глубине виднелись темные пласты тины, кто-то шуршал в камышах. Пришел новый день, и его начало было тревожным и сумбурным.