Помня о задании, я как-то заговорил о русском клубе, и тут же получил приглашение сопровождать Лилю и ее мать в следующую среду.
Два дня пролетели незаметно. В среду вечером я заехал за Колесовыми, и мы отправились в клуб. Размещался он в старинном особняке с просторным залом на втором этаже. Здесь же находилась небольшая библиотека. В основном книги русских писателей. Я бегло и без видимого интереса осмотрел полки: особый интерес к ним мог показаться подозрительным. В зале уже собралось человек двадцать. Слышался негромкий разговор по-русски, по-немецки, даже по-французски. Несколько мужчин за небольшим столом в глубине зала играли в карты. Кто-то сел за рояль и негромко наигрывал какую-то мелодию... Вновь я почувствовал себя в дореволюционной России, какой знал ее по книгам и фильмам. Вдруг все на мгновение притихли, взгляды обратились на вошедшую женщину, стройную, элегантную, с темными волосами медно-каштанового оттенка, собранными в тугой пучок. Под руку с ней шел молодой офицер в венгерской форме.
Я сразу догадался, что это Элизабет Кеслер. Она приветливо поздоровалась с присутствующими. Как мне показалось, взгляд ее на мгновение остановился на мне и тут же скользнул дальше. Несколько мужчин подошли поцеловать ей руку. Вокруг Элизабет сгруппировалась целая компания, завязался общий разговор. Я понял, что у меня мало шансов удостоиться внимания этой женшины, а значит, и выполнить задание. И тем не менее я подошел поближе. Элизабет что-то оживленно рассказывала. Она хорошо владела русским, но в произношении отдельных букв, особенно «л», чувствовался легкий польский акцент. Она говорила о своей недавней поездке в Трансильванию, сказала, что в ближайшее время собирается побывать в Польше, и спросила, не знает ли кто-нибудь о положении там сейчас. Лучший повод для начала знакомства с ней трудно было представить.
— Недавно я побывал в Кракове и готов поделиться с вами всем, что мне известно, — сказал я медленно и как бы подбирая Слова.
Говоря по-русски, я не старался имитировать акцент: по легенде, я несколько лет учился в русской школе. Но нельзя было, чтобы кто-то догадался, что русский — мой родной язык.
— Какое редкое совпадение! Это город моей юности. Он по-прежнему интересует меня больше других. Завтра вы мне подробно обо всем расскажете. Мы можем встретиться в семь вечера в «Жар-птице».
Я был ошарашен такой удачей — это было невиданное везение — и я не сразу подумал о том, что мое внимание к Элизабет может не понравиться Колесовым.
К счастью, в это время в зале появилась новая пара: довольно известная певица Ксения Рекова в сопровождении своего болгарского коллеги Коларова. Она только что вернулась из Болгарии. Ее упросили спеть, и она с большим чувством исполнила несколько старинных русских романсов. Потом они пели дуэтом с Коларовым. Им дружно аплодировали.
Чтобы исправить свою ошибку перед Колесовыми, я до конца вечера находился возле них, а потом проводил до самого дома.
Ресторан «Жар-птица» принадлежал богатому сербскому эмигранту и был оборудован в старорусском стиле. Зал, мебель, деревянная посуда — все было украшено русским национальным орнаментом. Официанты в косоворотках навыпуск подпоясаны красными кушаками. На небольшой эстраде исполнялись русские песни и пляски.
Этот ресторан пользовался большой популярностью, и попасть в него можно было только по предварительному заказу. В условиях войны это казалось мне по меньшей мере странным. В тот вечер ресторан был забронирован для какого-то торжества и, соответственно, закрыт для посетителей.
Я дождался Элизабет и предложил отправиться в знакомый мне ресторан «Мароканер». Как я и ожидал, при нашем появлении в зале взгляды мужчин обратились к Элизабет. Едва мы сели за свободный столик, к нам тут же подсел майор в форме штабного офицера вермахта. Он стал бесцеремонно вмешиваться в разговор, расточал высокопарные комплименты красоте Элизабет. Майор был изрядно навеселе. Сначала мы разговаривали по-немецки, но потом она перешла на русский, чтобы избавиться от назойливого собеседника. Майор раскрыл рот от удивления и запнулся на очередном комплименте. Наконец он проговорил:
— Что я слышу? Как может фрау осквернять свои прелестные уста языком наших врагов? Даю голову на отсечение, что такое блистательное произведение искусства не могло быть создано среди грубых, грязных варваров — русских или поляков,