Тишь Передней Карамюсты. Урхающ — канал узкий, но прямой, провинциальный, хотя и значимый в транспортном смысле — уходит вдаль, а одно из его мелких боковых ответвлений теряется между домами, гладит своими холодными ладонями стену скамеечной ГВЗ.
Выходные заканчиваются, через несколько часов — подъём и новая семидневка, которая неизвестно что может с собой принести. А сегодня ещё есть возможность позволить себе отдохнуть, умиротвориться и забыться во сне.
Прохожий — мужчина средних лет с грустным лицом — явно не из этих мест. Одет как все, держится уверенно, будто бы хорошо ориентируется в данной местности, но есть в нём что-то от приезжего. Явно обитает тут давно, но так и не привык к тихой и старой Карамюсте. Наивно, с любопытством вглядывается в гладь Урхающа, чуть задерживается на набережной, после чего проходит в скамеечную.
Далеко внутрь мужчина заходить не стал, а присел рядом с выходом — по удовлетворённому виду можно догадаться, что это его любимое место. Кивнул стоящему возле стойки скамеечнику и даже окрикнул его по имени:
— Тине! — по-свойски, на всё заведение зовёт мужчина. — А плесни-ка мне чего-нибудь!
Высокий и представительный Тине неспеша приближается к заказчику, становится возле столика.
— Горячих трав? — тихо, дабы не мешать остальным немногочисленным посетителям, спросил он.
— Чего-нибудь покрепче! — добродушно ответил тот…
— Молодость… — с грустью говорит мужчина, когда скамеечник приносит заказанный напиток. — Когда-то давно, и я даже это помню, граждане служили ради заработка. Ты ведь не слышал про такое, Тине?
— Слышал, — нехотя ответил скамеечник, ставя перед посетителем кружку с напитком и блюдце с лёгкой закуской. — Но это было очень давно.
— А теперь у всех есть гражданская ставка, — уже на тон ниже продолжает тот. — И незачем напрягаться и хорошо делать свою работу. Так ведь, Тине?
Но скамеечник в ответ лишь кивает и отходит к соседнему столику выполнять другой заказ. Посетитель становится ещё более печальным и кидает Тине вслед:
— А у тебя что написано в изъявлении соискателя? — сказал он это тихо, и скамеечник его явно не расслышал, а может быть, не захотел услышать. — Неужели, скамеечная? — но собеседник уже исчез в недрах заведения…
— А я очень долго искал своё место, — говорит он, когда Тине вновь оказался рядом. — Но найти не смог… То тут, — бормочет он себе под нос, отхлёбывая из чашки, — то там… Скитаюсь, но нигде нет мне счастья. Ведь счастье — это быть нужным. А ты нужен им, Тине? — погромче говорит он.
И скамеечник поспешно кивает: мол, чего привязался? Он готов ответить что угодно, лишь бы беспокойный посетитель не доставал его и не распугивал публику.
А тот в свою очередь грустит ещё сильнее, не встретив понимания со стороны молодого и не очень почтительного товарища, который, к тому же, опять куда-то исчез.
Мужчина отворачивается к окну. Он смотрит на волны Урхающа, отблёскивающие в темноте уже чем-то острым, и ему кажется, что он видит неизвестный ему канал в неизвестном ему городе.
Потом рядом опять появился Тине.
— Тебе пора, — сказал он очень тихо, так чтобы никто из окружающих не услышал. Сказал он это с уверенностью, будто бы точно знал, куда грустному посетителю нужно спешить.
— Ты прав, — спохватился тот.
Он залпом допил напиток, поднялся и спешно вышел из скамеечной.
Мужчина проходит по берегу бокового безымянного ответвления Урхающа, выбирается к каналу Майилма и спускается по набережной вниз, в сторону Круглого свода. Временами он погружается в свои невесёлые мысли, и ход его от этого замедляется. Но всякий раз мужчина прибавляет, подгоняет себя — торопится, ведь до назначенного времени осталось совсем чуть-чуть, а опаздывать этой ночью никак нельзя.
Важная встреча, и он это осознаёт. Может быть, не стоило заходить в скамеечную, а лучше было сосредоточиться на ответственном поручении. Важное дело, если не сказать — рисковое. Никому, пожалуй, не известно, чем оно может закончиться, а предчувствия чего-то нехорошего не покидают мужчину.
Возле самого тупика Майилмы, там, где канал упирается в спуск к Дозорной дорожке, он останавливается и осторожно озирается по сторонам. Темнота порядочная, разглядеть что-либо не так-то просто, отблески от тусклых фонарей неясные и обманчивые.