Безразличный, как сама материя, которая его образует. Из которой состоит незваный визитёр, Чёрный принц или те, кто самоорганизовался в обитателей планеты, там, внизу.
А с чего бы веществу мироздания заботиться о своих производных? Подразумевать комфортность, к тому же — благоприятную в своей условности, с известной долей относительности.
Ткань Вселенной просто существует. В той мере и в тех свойствах, что ей присущи, но не более. Опрометчиво ожидать от неё чего-то свыше. У Природы нет фантазии или, например, сострадания. Предмет или явление вписывается в узор бытия только если подходит моменту. А если не вплетается, то не происходит, и о нём никто никогда не узнает — и не подивится его нелепости.
Незнакомец скользит по тонко вытканным нитям пространства. Как и всегда, следует своей дорогой. Пункт назначения не ясен, как и не помнит того места, откуда он стартовал бездну времени назад.
40. Выбор
— А мне тут нравится… — неожиданно заявил Вальтер.
Чем поверг товарища в умопомрачительное удивление. Не тем, разумеется, что вообще заговорил, а содержанием своей реплики.
Эрнст сидел возле распахнутого настежь люка. У открытой двери в новый незнакомый мир. Сняв кислородную маску, наслаждался ароматами неведомого края, вдыхал удивительно чистый воздух открытой ими планеты. Вновь открытой человечеством Полярии — в который уже раз? Сколько уже было на её веку таких открытий? — кто бы мог ответить на этот вопрос…
Эрнст сидел, свесив ноги, обутые в тяжёлые, армейского типа, ботинки на высокой шнуровке. Слушал звуки забытой Веретеном Полярии, когда в проёме возник старший инженер и поделился своим странным впечатлением.
Заметив на себе полный удивления взгляд напарника, Вальтер продолжил:
— Может, останемся тут?
— Навсегда? — еле вымолвил Эрнст.
Что угодно — долговременная экспедиция, исследовательская миссия — но когда твой товарищ, с которым ты в одной лодке, к тому же — старший, от решения которого много чего зависит, делает такие вот заявления…
— Навсегда, — подтвердил Вальтер.
Кто угодно — в их коллективе, в экипаже их звездолёта были и вполне сформировавшиеся своей взбалмошностью лица — но от Вальтера ожидать такого можно было меньше всего…
И понятно, что выбраться отсюда будет крайне непросто, что сама судьба преподносит им сюрпризы, каждый из которых — просто загляденье. Но ведь они привыкли бороться, космическое путешествие, прыжок через червоточину — это всегда риск и возможность того, что что-то пойдёт не так.
Ведь должен же быть какой-то выход. Всегда есть какой-нибудь способ выпутаться. А Вальтер…
— Ты ведь сейчас не серьёзно? — с надеждой спросил Эрнст. — Пошутил, правда?..
— А что? — удивился Вальтер, кажется — вполне искренне. — Симпатичные ребята. И планета у них весьма приличная. Ты знаешь, моя мама говорит в таких случаях — культурная планетка… — размышляет Вальтер. — Не здороваются, правда, при встрече… Но это ведь — ничего, а? — он посмотрел на Эрнста.
— Ничего… — ошеломлённо согласился тот. Чтобы хоть как-то поддержать товарища, который, как Эрнсту кажется, сейчас переживает не самые лёгкие минуты, Эрнст подхватил: — Мне тоже поначалу показалось странным, что в их повседневности напрочь отсутствует такая речевая фигура как приветствие…
— Ага, — кивнул Вальтер. — Ни разу не поздоровались…
— Но ты прав — это ничего, — продолжает Эрнст успокаивающим тоном, как разговаривают с трудным или расстроенным ребёнком. — Ничего страшного, общению это не вредит, и без этого как-нибудь перебьёмся.
— Перебьёмся, — решает старший в их немногочисленной группе.
— И напитки у них — полная чушь, — не зная, что ещё добавить и зачем это нужно упоминать, говорит Эрнст, а сам напряжённо вглядывается в лицо нависшего над ним Вальтера, а тот взирает куда-то вдаль, отрешённо и самозабвенно. — Когда пробовал эти их горячие травы, чуть не вывернулся наизнанку! — усмехается он, рассчитывая шуткой хоть как-то растормошить Вальтера. — Таким пойлом только сопло охлаждать… — весьма к месту вспоминает он традиционную для звездолётчиков идиому.
— Да-да! — оживляется Вальтер. — Именно так! — охотно согласился он. — А ещё они спят на гвоздях! — хохотнул Вальтер, и Эрнст ему вторит, услужливо — как смеются вместе с больным человеком, лишь бы сделать тому приятное.
Вальтер враз становится серьёзным и даже мрачным. Он как-то подбирается, вытягивает шею, распрямляется всем телом, после чего холоднеет лицом.