Но это со мной он мчится сейчас на машине по городу, озаботившись покупкой новой сумки.
Это со мной Мэл шутит, рассказывает что-то, спорит, упрямится, смеется.
Это из-за меня Мэл объявил ультиматум отцу и распрощался с почти невестой, и даже моя биография с гнильцой и отсутствие висоратских умений не поколебали его решимости.
Это его волнует, чтобы меня не просквозило после теплого салона.
Это он нашептывал сегодня слова, от которых горели мое лицо и тело. Это Мэл заставил позабыть о стыдливости и сдаться на милость его рук и губ — то агрессивно настойчивых, то мучительно нежных. Это его глаза заверили: "Нет ничего шокирующего в том, что мы сделали. Наоборот, получилось прекрасно, и твое удовольствие стало лучшей наградой для меня".
Это Мэл хочет подарить мир, хотя мне достаточно Мэла.
Неужели это и есть счастье?
— Эва, мы на дороге… — голос Мэла дрогнул. — Лучше верни руку на колено, пока не приключилась авария.
Разве я виновата, что конечности совсем обнаглели и функционируют отдельно от сознания? Стыдобень, да и только.
Сострою невозмутимый вид и недрогнувшим голосом заведу светскую беседу.
— Ты бывал в Опере?
— Неожиданный вопрос, — ответил Мэл, смотря в зеркало заднего вида. — Бывал.
— И как? Понравилось?
— Скучно. Неинтересно. По сцене ходят, руками машут, поют, а о чем — не разберешь.
— Избалованный, — пожурила его, хихикнув. — Это же о-пе-ра!
— Ну и что? Таким как я вручали программки с кратким содержанием. Знаешь, что мне больше всего в них нравилось? Слово "Антракт".
Я рассмеялась.
— Тогда почему ездил? Потому что нужно?
— Да, — кивнул Мэл.
— Со Снегурочкой?
Он помедлил с ответом:
— С ней.
— А я видела Оперу в атласах мировой архитектуры. Необычное здание. А внутри красиво?
— Наверное. Не замечал. Хочешь сходить?
Я неуверенно пожала плечами. Побоище в клубе надолго отбило тягу к посещению мест с большим скоплением народа.
— Значит, сходим когда-нибудь, — решил Мэл за нас двоих.
Машина проехала мимо бульвара Амбули, но в последний момент Мэл повернул руль вправо, и путь пролег вдоль залитых светом павильончиков и украшенных гирляндами деревьев. Я приклеилась к окну, и когда сияющее великолепие огней осталось позади, вздохнула восхищенно:
— Красиво, правда? Спасибо!
— Не за что, — улыбнулся Мэл. — В столице много интересных мест, обязательно покажу их тебе. И клади руку обратно.
Я охотно подчинилась требованию.
— Откуда знаешь о переулке Первых Аистов? Из-за своего рогейна? Ни в жизнь не поверю, что ты покупал что-нибудь в тамошних магазинах.
— Проезжал мимо, — пояснил Мэл, взглянув на меня мельком.
Почему-то в переулке Первых Аистов дышалось легче, и не потому что воздух был менее загазован. Выхлопными газами воняло, как и везде, и было также шумно и оживленно, но сам переулок пропитался… романтикой, что ли?
Хотелось подхватить Мэла за руку и пройтись — сначала по одной стороне, затем по другой, засматриваясь на витрины разношерстных магазинчиков, потом посидеть в кафе, согреваясь чашкой чая, и съесть одно пирожное на двоих. Хотелось прижаться к Мэлу и обнять крепко-крепко, чтобы никогда не отпускать.
Что-то я размякла. Определенно, в переулке даже думалось по-другому, и в голову лезли сплошные сантименты.
Мы зашли в знакомый галантерейный магазинчик, и Мэл опять удивил меня. Перебирая представленный ассортимент, он со знанием дела расспрашивал продавца, выясняя: а какая вместимость сумки? а какой процент сжатия веса? а есть ли улучшение по объему? а сколько строчек в швах — две или три? какова длительность гарантии на улучшенные свойства? Мэл проверял легкость движения собачек на замках, наличие страховки в виде кнопок, если разойдется молния, считал внутренние отделения и карманы.
Он не напирал, говоря: "Смотри, мне нравится вот эта сумка, потому что в ней то-то и то-то, в отличие от других", а позволял выбирать мне, слушая его разговор с продавцом. Обо мне еще никто не заботился, поэтому я совершенно расклеилась, расчувствовавшись.
— Может, вот эту? — показала на синюю сумку с желтыми вставками.
— Берем, — подтвердил выбор Мэл.
Моя новая сумка могла трансформироваться в рюкзачок, забрасывалась на плечо или просто неслась в руках. Улучшения в материале сжимали каждый килограмм уложенных вещей на 85 %, но ограничение по максимальному весу составляло пятьдесят килограмм. Я вспомнила, на занятиях профессор говорил, что не стоит гнаться за аховыми процентами сжатия, потому что улучшения быстрее изнашиваются, однако продавец дал гарантию на пять лет и понижение сжимаемости на каждый последующий год пользования в размере пяти процентов.