Это могла быть 27 глава
На редкость сладкий и крепкий сон прервался громким стуком в дверь. Спросонья мне показалось, что стоявший в коридоре тарабанил двумя руками и между делом подпрыгивал, добавляя ногами. За окном рассвело, поэтому сонные глазки, щурясь, разглядели силуэт комендантши, загородившей проем.
- Хватит, звезда моя, бока наминать. Кто рано встает, того весь день подгоняет удача.
Я зевнула во всю ширь. Моя удача убежала, задрав хвост, еще при рождении.
- Тебя вызывают в администрацию, звезда моя, - сообщила важно тетка и добавила для непонятливых: - В институтскую.
- Зачем? - Еще шире зевнула я и потянулась. Тут до меня дошел смысл слов, и повторный вопрос задался бодренько и с затаенным страхом: - Зачем вызывают? Сегодня же воскресенье. Институт не работает.
- Еще как работает, - сказала многозначительно комендантша и, вытащив из кармана замусоленного халата обрывок бумажки, зачитала с выражением: - "Папене Эве Карловне явиться в деканат до одиннадцати ноль-ноль". Сам позвонил и велел срочно передать телефонограмму.
- Кто "сам"? - спросила я машинально, а в голове завертелись колесики. Если институт открыт в выходной день, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. Неужели из-за меня? Приду, а там дожидается краснощекий дознаватель Бобылев и разрабатывает связки механическим "ха.ха.ха.ха".
- Который сам, - сказала тетка со значением в голосе. - Давай ноги в руки и бегом к начальству.
После чего удалилась, перекатывая громадные арбузные половинки, обтянутые жеваным халатом.
На улице наступила оттепель, которую принес заблудившийся южный ветер. Снег чавкал под сапогами, на белесо-голубом небе стремительно неслись перьевые облака, набегая легкими тенями, и отчего создавалась непонятность: то ли сегодня солнечный день, то ли пасмурный.
Зайдя в холл, я поняла, почему институт внепланово работал в воскресенье. Его украшали к предстоящему празднику.
В центре зала, освещенного прожекторами, возвышалась громоздкое механическое сооружение, по которому проворно лазили несколько человек и устанавливали новую люстру. Внизу стояли двое мужчин в рабочих комбинезонах и давали умные советы - как держать, как крепить, как закручивать. Лучше бы взяли да показали, чем тренировать мышцы языка.
Покружив по холлу, я полюбовалась гирляндами разноцветных перемигивающихся фонариков, обвивших зеркала и арочные входы. Святой Списуил красовался с бородой из белой мочалки и в красном цилиндре, державшемся на честном слове. Даже прячущегося в полумраке Монтеморта не забыли. На его толстой как секвойя шее красовался черный галстук-бабочка. Но псина почему-то не испытывала удовольствия по поводу приобщения к атмосфере праздничного веселья и настороженно наблюдала из угла за возней в центре зала.
По пути в деканат я любовалась свисавшими с потолков пушистыми еловыми ветвями, увешанными игрушками и мишурой. На стенах кружила искусно нарисованная метель, а каждая дверь на административном этаже украсилась новогодней бутафорией. Иллюзии выглядели реалистичными и рождали в душе праздничный настрой и нетерпеливое ожидание светлой новогодней сказки. Лишь деканат факультета нематериалки ущербно выделялся одинокой снежинкой, вырезанной из бумажной салфетки и приляпанной к двери на кусочке пластилина.
Миновав неосвещенную и неукрашенную приемную, я с замиранием сердца постучалась в дверь деканского кабинета.
- Входите, Эва Карловна, - крикнул зычно Стопятнадцатый.
В отличие от принаряженного института, в кабинете декана царил аскетизм и витал яростный дух учебы, словно декан вывесил перед входом незримый указатель "запрещено" для предновогодней эйфории. Вместо праздничных украшений в помещении добавилось несколько столбиков с книжками, и стало еще теснее.
Кроме хозяина в неизменном костюме-тройке, иных личностей в помещении я не углядела и поэтому вздохнула с облегчением.
- Присаживайтесь, - указал декан на единственное протертое до дыр кресло. Сев, я чуть не свалилась, потеряв равновесие. Видимо, предыдущий посетитель доломал седалище, и теперь оно пребывало в состоянии клинической смерти. Но Стопятнадцатый не обращал внимания на земные мелочи в виде ущербных кресел. Его манил стол, заваленный бумагами и стопками раскрытых книг. Между штабелями макулатуры ютилась прозрачная желтоватая стела с полки, обычно соседствовавшая с любимым зеркалом декана.
- Что ж, не будем медлить, - сказал Генрих Генрихович. - Вчера вечером стали известны окончательные результаты обследования Касторского, Болотова и Крестовича. Быстро и оперативно.