...А кругом стояли горы. Сколько бы ни горевал старый марал, ягель щекотал ему губы своей лакомой хрусткой пряностью. Он начинал жевать ягель. А потом ему хотелось сена, и вкусного пойла, и соли. Это было сильнее, чем стыд и злоба на людей.
Лето оборачивалось грибной осенью, подосиновики вырастали вкуснее, чем сено и ягель. Листвяшки становились рыжие, как лисы. А там зима, следом за ней, едва ручьи подавали голос, падали с головы зимние сухорожки и тогда прорывались из-под шкуры к солнцу новые кровяные панты.
Чего же ему было бунтоваться?
...По первому снегу маралов погнали в урочище Бертка. Там накосили за лето сена. Сметали зароды. Не таскать же за тридцать пять километров в совхоз. Пусть маралы сами придут на кормежку. Так решили в Шебалине.
Первым в стаде шел Старый Марал. Мотал головой, сердито выдувал из ноздрей пар. Прямо перед ним на лошади ехал Галактион Медведев. Он заслонял своей большой спиной всю дорогу. Из-под шапки у него торчали сивые волосы. Марал глядел в спину бригадиру и злобился всё пуще. За последние годы шерсть у Марала отросла и стала такой же сивой, как волосы у Галактиона. Старик.
Семьсот зверей не в лад ступали по снегу, и снег шипел и тёк у них под ногами. Звери терлись друг о дружку, шуршала шерсть. Всё это сливалось в один текучий шелест. Галактион слышал, как шелестит сзади стадо, и не оглядывался. Он знал, кто здесь вожак.
Старый Марал тоже знал. Он шел первым в стаде. Он вел стадо. Он взглядывал на едущего впереди человека кровяным глазом и презрительно фыркал.
Лиственницы давно отполыхали, теперь чернелись на белых горах, будто огарки. Совхозное радио пело вдогонку всё тише и наконец умолкло совсем. Только слышно, как маралы копытят снег, да крики едущих сзади погонщиков-кормачей...
Пришли в урочище Бертка — и того не стало, совсем тихо. За зиму Старый Марал забыл о радио, отвык от людей. Однако ночевать всякий раз приходил в загонку, а там непременно и пойло и соль. Всё стадо собиралось ввечеру к пойлу. Ни один марал не оставался на ночь в тайге. Ну какие же они звери? Просто домашние животные.
...Еще не было слышно весенней воды, но снег становился день ото дня звучнее. Ночью он настел, а днем крошился, шуршал, шелестел всё сильнее. Старый Марал трогал снег своим влажным носом, студеные крупинки прилипали к ноздрям. Он слизывал их языком, а сам всё слушал, слушал...
Давно уже он перестал быть зверем.
Не надо ему было бунтовать. Люди не сделали ему худого. Ну что ж, он поделился с ними своей силой. Но ведь слабее не стал.
Пришло время идти обратно в совхоз. Погнали стадо, и первым, набычив шею, пустился Старый Марал. Опять бригадир ему застил дорогу. Тогда он стал. И стадо тоже стало. Шелест снега утих, и ветер принес зудящий, ненавистный, как рой паутов, голос радио. Старый Марал фыркнул, а сзади загикали, закричали, замахали плетками кормачи. Стадо надвинулось на Марала. Кормачи насели вплотную. Быки и маралухи медленно, грудь в грудь, пошли дальше. Каждый зверь шел и косил глаз на Старого Марала. Может, он был единственным зверем посреди стада домашних животных?
Марал не двинулся с места и рассек надвое стадо. Вместе с ним остался стоять Галактион Медведев.
— Н-ну, пойдешь или чо ли? — сказал бригадир Маралу.
Марал глянул на человека, кинул свое тяжелое, седошерстное тело на сторону и пошел, понурясь, к сопкам.
— Ну, забунтовал, — сказал Галактион. — Всё равно ведь словим... — Поскакал вперехват. Старый Марал легко ушел от человека и от коня по целому снегу. Он поднялся далеко в горы и стоял там долго, дышал. Шерсть на его груди шевелилась.
Ночью он пришел в загонку, потому что не мог жить без сена, без соли и пойла.
Загонка поутру оказалась запертой. Недалеко стучал топор. Старый Марал поднял голову, и может, солнцем ее пригрело, а может, время пришло... Так показалось зверю: панты назрели, сейчас прянут к солнцу. В них бьется весенняя кровь, будто таймень на перекате.
Тут появились люди, они несли большую клетку, сбитую из жердей и досок. Открыли ворота загонки, поставили клетку против ворот, так что уйти из загонки нельзя иначе, как в клетку. Забрались в загонку и погнали длинными палками Старого Марала, чтобы он оказался в неволе.
Не нужно было ему бунтовать.
Уперся он возле лаза в клетку. Галактион бросил палку и грудью своей, руками, всей силой налег на Марала: в неволю его, в клетку! Не смей бунтовать! Старому Маралу слышно было, как тяжело и часто дышит бригадир. Он изловчился и ударил Галактиона копытом.
Бригадир упал в снег. Но встал, без шапки, голова сивая, как ягельник. Крякнул: