На Тане было модное парижское пальто с высоким воротником, в который она кутала свое лицо.
— Ну как, барышня, поправились? — спросил Воронов, подходя к ней. — Только вот благодаря французу выправили паспорта заочно. Товарищ Цолин ни за что не хотел давать. Уж сам начальник вмешался. А что же вас никто не провожает? Как же это папаша отпускает дочку в пасть зверю? — спросил он, смеясь. — Ну ничего, ничего, отпустим вас обратно, если будете себя хорошо вести.
— Не пугайте меня все время, Иван Иванович, я не из пугливых, — с улыбкой ответила Таня и отошла от него к Бернье.
— Да, да я уже попрощалась со всеми и просила меня не провожать, не все ли равно, где прощаться?
— Так помните, м-р Бернье, обещание — в случае чего меня освобождать всеми возможными способами. Вам-то всем хорошо. Вы знаете, что с вами ничего не сделают, а я дочь русского эмигранта.
— Не беспокойтесь, я это хорошо понимаю, — улыбнулся Бернье. — Спасибо, что едете для меня. А мне, все-таки, без вас будет очень скучно, — закончил он, задерживая ее руку.
Поезд легко двинулся. Все трое отъезжающих стояли у окон в коридоре.
— Молодчина, м-ль Дикова, я вами любуюсь. Не похожи на этих прогнивших эмигрантов. Дело ставите выше всего, — говорил Ланг, когда поезд трогался.
Поезд быстро скрылся из виду. Бернье сейчас же попрощался и ушел. А Ланг, идя медленной переваливающейся походкой, отдавал распоряжение Гале:
— Сегодня же скажи Цолину, чтобы взял под наблюдение все семейство Диковых. Не верю я этой девице. Зачем ей ехать на Урал? Ей и здесь, в Париже, хорошо. Тут что-то нечисто. Ну, да от нас не уйдет. И Бернье не спасет, если что заметят.
Паркер и Воронов занимали общее купе. У Тани было верхнее место в другом конце вагона.
Поезд отошел поздно. Таня, постояв несколько минут в плохо освещенном коридоре, ушла к себе и легла.
Воронов и Паркер немного посидели. Пробовали объясняться. Воронов старался показать знание английского.
— Руссиа, бюзинесс уелл, — повторял он улыбаясь.
Паркер тоже улыбался и пытался произносить русские слова. Уже недели две, как он учил русский язык.
— Дикова уелл гэрль, — подмигнул Воронов, — можно будет приятно провести время.
Паркер понял намек Воронова, сухо взглянул на него и сказал полу по-английски, полу по-русски, точно не понимая:
— Да, да милая девушка, уверен, что будет полезна для дела.
Воронов нравился Паркеру гораздо больше, чем Ланг, которого он уже прозвал жабой. Его привлекало могущество этого человека и его цветущее здоровье. Он был предупрежден, что в деловом отношении он ничего не значит и как-то сразу настроил себя, что к Воронову надо относиться как к конвою или особому телохранителю.
Поезд плавно укачивал пассажиров, и Воронова с Паркером скоро потянуло ко сну.
Уже все спало кругом, когда Таня вышла из купе. Она быстро прошла несколько вагонов и остановилась на площадке одного из них.
Через пять минут молодая женщина в пальто с меховым воротником внакидку шла по полутемным коридорам к спальному вагону. Вошла в купе и юркнула на верхнее место.
Все кругом крепко спало.
Утром пошли втроем в вагон-ресторан пить кофе.
Таня с улыбкой болтала то с Вороновым по-русски, то с Паркером по-английски и старалась служить между ними переводчицей.
Воронов был доволен. Чистая скатерть. Вкусное кофе. Против него красивая молодая женщина. Но это не просто его служащая, к которым он привык у себя дома. Какая-то не совсем своя, хотя и русская. Таких он еще не встречал и эта новизна как-то дразнила его и он не мог найти с ней подходящий тон.
— Что сказать, поля здесь у немцев в порядке. Но и у нас так скоро будет. Дайте немного сроку, — говорил он. — Вот вы, барышня, назад вернетесь, своим расскажите, как в Советском Союзе хорошо. Завидно станет. Но только чтобы никакой контрреволюции. На этот счет у нас вот как строго, даже с таким привлекательным женским полом. Чуть что, примут меры и там уже не отвертишься.
Молодая девушка поправила тонкой рукой свои светлые волосы и сказала, улыбаясь:
— Иван Иванович, не пугайте, я не боюсь. А когда найдете нужным, принимайте меры.
Паркер довольно безразлично слушал русскую речь. Он не мог следить за разговором. Он сидел рядом с Таней, а напротив них был Воронов.
Когда он заговорил с Таней, она пила кофе, наклонялась над столом и, не смотря на него, отвечала.
Все было так просто и ясно. От Бернье он знал, что за девушка дана ему в переводчицы, и он спокойно беседовал с ней как с женщиной своего круга. В течение разговора его только немного поразил акцент собеседницы.