Скрипнула и повисла левая створка, полетела по воздуху едкая пыль от штукатурки, по белым стенам зазмеились чёрные трещины. Огненный шар вырос над каменными ступеньками парадного входа, и колокол задребезжал под ударной волной.
Хрустнула панель, вскрикнули девицы, послышался звук короткой борьбы. Гарри поднялся, но Лобсан удержал его за рукав.
Затишье. Две секунды. А потом раздался тонкий, надорванный вопль. И тут же потонул в визге девиц.
Затопали быстрые шажки. Уже знакомые китайцы бежали по галерее второго этажа. Ударом ноги они снесли очередную панель, и выбежали на верхнюю веранду. Погони не было, а пёстрые девицы жались к лестнице.
Заскрежетала черепица и послышался всплеск.
А прямо над головой хрустнули перила.
- Пригнись,- сказал монах и толкнул Гарри на пол.
Тело в белом костюме, теперь уже совсем неуклюжее, перевалилось через перила и рухнуло прямо на стол. Голова толкнула графин, он поехал в сторону и врезался в пол. Водка и осколки разлетелись по полу миллионом сверкающих звёздочек.
Мексиканец лежал на столе. Он хрипел и царапал волосатыми пальцами зелёную столешницу. Из правого бока торчал здоровенный нож с костяной рукоятью, и тем же самым ножом ему только что перерезали горло.
Спасались через задние двери - в истерике, вопящие, почти задохнувшиеся. По двое-трое ломились в узкую горловину, падали на траву, выдыхали и бежали прочь, к домам, где были люди и хоть какая-то помощь.
Наконец, показалась и метиска. Ни крови, не копоти. Только отрешённый взгляд, и руки дрожали, как бывает, когда нет сил даже заплакать.
- Пропустите! Пропустите! Мы врачи! Врачи!
Португалка остановилась, всхлипнула и повернула голову. В её глазах успел вспыхнуть ужас.
Но было склишком поздно.
Одной рукой Хэйкити схватил её за конский хвост, а другой с размаху припечатал в висок револьвером. Португалка дёрнулась и обмякла, словно кукла.
- В экипаж её!- орал второй японец, расталкивая толпу,- Быстро! Расступитесь! У неё припадок! Истерия, эпилепсия! Пропустите! Именем Христа! Именем всего святого!
Сколько же он выпил?
Две на веранде, ещё одну, когда вошёл в бильярдный зал. Потом он уже не считал опрокинутые бокалы сингапурского слинга. Всё равно коктейль запишут на счёт заведения, или на счёт кого-нибудь из присутствуюших, или... или ещё что-нибудь. Надо поговорить с Субботиным. Очень надо. Но управляющий, как всегда, куда-то запропостился.
Ром полыхал в крови. А бар посередине Бильярдного Зала так и норовил превратиться в грейпфрут - тёмный, подгнивший, и очень пахучий.
Сэр Саймон Алистер развалился в кресле. И чувствовал себя крайне паршиво. Чтобы поднять его, нужен, наверное, подъёмный кран. Вроде тех, что он видел в порту... куда же плывёт эта комната и почему она так качается? Мы что, на корабле?
- Я слышал одно из последних выступлений господина Хайдеггера. За год до увольнения с поста ректора он рассказывал о проблемах, которые встали перед движением после разгрома штурмовиков. Он не читал газет - и именно поэтому заметил, как сильно изменился тон газетных статей. Прежде национальный социализм был чем-то, что только предстоит построить. Согласия по нему не было даже в партии - Розенберг полемизировал с Гёббельсом, штурмовики хотели бить буржуазию, евреев и коммунистов, а у братьев Штрайссеров и нашего главного самурая Хаусхофера было своё, совсем другое виденье. И всем было ясно, что немцев придётся очень долго учить, взбалтывать, перетряхивать. Сейчас же всё как будто улеглось. Все говорят, что национал-социализм уже здесь, он наступил и каждый немец по умолчанию - национал-социалист, просто потому, что он немец, а не еврей, цыган или ещё какой-нибудь коммунист. Так что ничего не будет.
Немец сидел, как всегда, нахохленный, и смотрел на нетронутый бокал портвейна.
- То есть вы полагаете, что весь этот шум вокруг избрания нового канцлера закончится ничем?- осведомился Шовен.
- Думаю, да. Господин управляющий - кстати, куда он делся? - рассказывал про статью одного русского химика. Этот химик тоже эмигрант. Он у вас живёт, где-то под Парижем. И этот химик выдвинул удивительно здравую гипотезу. Что еврейская тема нужна НДСАП исключительно для того, чтобы собрать голоса деревенских жителей. А потом они незаметно от неё откажуся. И все про неё забудут. Как забывает американец про очередную патентованную шипучку, как только заканчивается рекламная акция.
- Кстати, где сеньор де ла Торре?- француз снова оглядел зал,- С каждым днём нас всё меньше и меньше.