– Я стану наташей, – объявляет она в паузе, которую и создала.
– Что такое «наташа»? – Оливер спрашивает Тинатин.
– Русская проститутка, – устало отвечает Тинатин. – Наташа – это имя, которым турки называют наших проституток.
– Тайгер сказал мне, что мы возвращаемся в бизнес, – говорит Оливер Евгению, улучив момент, когда Зоя уходит к русской гадалке.
Эта фраза погружает Евгения в глубокую тоску.
– Бизнес, –с горечью повторяет он. – Да, Почтальон. Мы занимаемся бизнесом. Оливер вдруг вспоминает, как Нина однажды объясняла ему, что и на русском и на грузинском это невинное английское слово стало синонимом преступной деятельности.
– Почему Евгений не возвращается в Грузию? – спрашивает он Тинатин, которая под неотрывным взглядом Зои лепит пирожки с рыбным фаршем, когда-то любимое блюдо Евгения.
– Евгений – это прошлое, Оливер, – отвечает она. – Те, кто остался в Тбилиси, не хотят делиться властью со стариком из Москвы, который потерял своих друзей.
– Я думал о Вифлееме.
– Евгений слишком много наобещал Вифлеему. Если он не приедет в золотой карете, на радушный прием рассчитывать не приходится.
– Хобэн построит ему золотую карету, – предрекает Зоя, приложив руку ко лбу, дабы нейтрализовать действие лодоса. – Массингхэм будет кучером.
«Хобэн, – думает Оливер. – Более не Аликс. Хобэн – мой муж».
– У нас здесь тоже есть русские ивы, – рассказывает Зоя высокому окну.
– Растут ужасно быстро, непонятно зачем, потом умирают. У них белые цветы. Запах очень слабый.
– Ага, – откликается Оливер.
Его отель большой, западный, безликий. На третью ночь, в начале первого, он слышит стук в дверь. Они прислали шлюху, решает он, вспомнив очень уж масленую улыбку молодого консьержа. Но это Зоя, и он особо не удивляется. Она входит, но не садится. Номер маленький, свет очень яркий. Они стоят лицом к лицу у кровати, глядя друг на друга под льющимся с потолка сиянием.
– Не участвуй в этом деле с моим отцом, – говорит она ему.
– Почему?
– Оно против жизни. Хуже, чем кровь. Это грех.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю Хобэна. Я знаю твоего отца. Они могут владеть, они не могут любить даже своих детей. Ты тоже знаешь их, Оливер. Если мы не сможем уйти от них, мы станем мертвыми, как и они. Евгений мечтает о рае. Кто обещает ему деньги, чтобы купить рай, того он и слушает. Хобэн обещает…
Неясно, кто делает первый шаг. Возможно, оба сразу, потому что руки их сталкиваются, и они, даже не успев обняться, оказываются на кровати, яростно борются, пока не высвобождаются из одежды, а потом, обнаженные, набрасываются друг на друга, как дикие звери, и, лишь насытившись, затихают.
– Ты должен оживить то, что умерло в тебе, – строго говорит она ему, одеваясь. – Очень скоро будет поздно. Ты можешь заниматься со мной любовью, когда захочешь. Для тебя это пустяк. Для меня – все. Я – не «наташа».
– Что может быть хуже крови? – спрашивает он, задерживая ее руку. – Какой грех я могу совершить?
Она целует его так нежно и грустно, что ему хочется повторить то, чем они только что занимались, но уже без спешки.
– С кровью ты губил только себя. – Она берет его лицо в руки. – В новом бизнесе ты погубишь себя, Павла и многих-многих других детей, и их матерей, и их отцов.
– В каком бизнесе?
– Спроси. Своего отца. Я – жена Хобэна.
– Евгений перегруппировал силы, – с чувством глубокого удовлетворения говорит Тайгер следующим вечером. – Он получил чувствительный удар, но теперь оправился от него. Рэнди вдохнул в него новую жизнь. С помощью Хобэна. – Оливер видит строгое, изготовившееся к бою лицо Евгения, который смотрит на огни на другой стороне долины, полоски слез на его морщинистых щеках. Запах соков Зои все еще с ним. Он чувствует их сквозь рубашку. – Между прочим, он по-прежнему мечтает о своем вине, надеюсь, тебя это порадует. Я купил ему несколько книг по виноделию. Возьми их с собой в следующую поездку.
– Каким новым делом он вдруг занялся?
– Торговым судоходством. Рэнди и Аликс уговорили его возобновить прежние контакты, напомнить о кое– Каких долгах.
– И что он собирается перевозить? Взмах руки. Таким же жестом отец отпускал официанта, который подвозил тележку с пудингами.
– Много чего. То, что должно быть в нужном месте в нужный день и за хорошую цену. Гибкость – вот его ключевое слово. Бизнес этот очень мобильный, конкуренция высока, все время надо быть начеку, но Евгению он по плечу. При условии, что ему окажут необходимую помощь. А это уже наша работа.
– Какую помощь?
– «Хауз оф Сингл» – помощники, Оливер. – Голова склоняется набок, брови лицемерно поднимаются. – Мы – максимизаторы. Созидатели, – мизинец указывает на бога. – Наша работа – обеспечить клиентов всем необходимым и сберечь урожай, когда они придут с ним к нам. «Хауз оф Сингл» не поднялся бы на такую высоту, если бы подрезал крылышки своим клиентам. Мы появляемся там, куда другие боятся сунуть нос, Оливер. И мы возвращаемся с улыбкой.
Оливер изо всех сил старается проникнуться энтузиазмом отца, надеясь, что, произнося слова, он сам в них поверит.
– И у него на руках все козыри. Я знаю.
– Разумеется. Он – принц.
– Он – старый барон-разбойник. И козыри отдаст, только если его вынесут ногами вперед.
– Как ты сказал? – Тайгер поднимается из-за письменного стола, берет Оливера за руку. – Я очень прошу тебя, Оливер, никогда не пользуйся этим термином, пожалуйста. Наша роль очень деликатная, и слова надо подбирать тщательно. Это понятно?
– Абсолютно. Я извиняюсь. Это всего лишь оборот речи.