— Спасибо, Элси. Если вас не затруднит, поставьте на стол, — говорил он, словно еще не насмотрелся на стену. Она ставила. Уходила, спускалась вниз и начинала гадать, не вызвать ли доктора. Не вызывала ни в первый раз, ни в последующие.
Что его мучило? Развод? Бывшая жена была, с какой стороны ни посмотри, шлюхой, да еще и неврастеничкой, так что избавление от нее следовало полагать счастьем. Какую же боль он пытался заглушить спиртным, загоняя ее все глубже? Вот тут мысли Элси вернулись, а в последнее время это случалось часто, к ужасному часу, который ей пришлось пережить три недели тому назад, когда она уже поверила, что Сэмми не миновать исправительной колонии, а то и хуже, но так кстати появившийся Оливер спас и ее, и сына. «Я никогда не смогу отблагодарить его. Я бы сделала все, о чем бы он меня ни попросил сегодня или завтра».
Кэдгуит, так представился этот мужчина и в доказательство протянул визитную карточку: «П. Дж. Кэдгуит, региональный супервайзер, „Френдшип хоум маркетинг, Лимитед“, отделения — везде». «Окажи своим друзьям услугу, — тянулось понизу. — Заработай состояние, не выходя из дома». Он стоял на том самом месте, где сейчас стояла Элси, позвонив в дверь в десять часов вечера, и его напомаженные волосы и начищенные туфли блестели под светом фонаря.
— Я бы хотел поговорить с мистером Сэмюэлем Уотмором, если такое возможно, мадам. Он, часом, не ваш муж?
— Мой муж умер, — ответила Элси. — Сэмми — мой сын. Что вам угодно?
Здесь она допустила первую ошибку, да только поняла это слишком поздно. Ей следовало сказать, что Джек в пабе и вернется с минуты на минуту. Ей следовало сказать, что Джек задаст ему хорошую трепку, если он посмеет сунуть свой грязный нос в ее дом. Ей следовало захлопнуть перед ним дверь, Олли потом указал, что именно так и надо было поступить вместо того, чтобы позволить Кэдгуиту пройти мимо нее в холл, да еще и самой крикнуть: «Сэмми, где ты, дорогой, тебя хочет видеть какой-то джентльмен», — за долю секунды до того, как увидела сына через приоткрытую дверь гостиной: на животе, крепко зажмурившись, тот пытался заползти за диван. А потом — только отрывочные воспоминания, цельной картины не складывалось.
Сэмми посреди гостиной, мертвенно-бледный, с закрытыми глазами, качающий головой, но говорящий «да». Миссис Уотмор, шепчущая: «Сэмми». Кэдгуит с гордо вскинутым, будто у императора подбородком: «Где? Покажи мне, где?» Сэмми, засунувший руку в кувшинчик из-под имбиря, где он прятал ключ. Элси с Сэмми и Кэдгуитом в сарае Джека, где Джек и Сэмми вместе мастерили модели кораблей, когда Джек возвращался из плавания, испанские галеоны, ялы, баркасы, все вручную, без единой покупной детали. Занятие это Сэмми обожал, поэтому после смерти Джека приходил в сарай и грустил, пока Элси не решила, что пользы от этого сыну никакой, только вред, и не заперла сарай на ключ в надежде помочь Сэмми сжиться с потерей отца. Сэмми, открывающий один за другим ящики стоявших в сарае шкафов, в которых и лежали образцы товаров от «Френдшип хоум маркетинг, Ли-митед», отделения — везде. Окажи своим друзьям услугу. Заработай состояние, не выходя из дома». Да только Сэмми никому не оказывал услуг и не заработал ни пенни. Он записался в агенты-распространители и аккуратно складывал все, что ему присылали, стараясь заменить этими сокровищами погибшего отца, а может, это был его подарок отцу: бижутерия, вечные часы, норвежские шерстяные водолазки, пластиковые линзы, увеличивающие размер экрана телевизора, дезодоранты, лаки для волос, карманные калькуляторы, дамы и господа в деревянных шале, которые выходили из дома как при солнце, так и в дождь… всего на одну тысячу семьсот тридцать фунтов, как скрупулезно подсчитал мистер Кэдгуит, когда они вернулись в гостиную, а с учетом процентов, упущенной выгоды, его времени, потраченного на приезд в Абботс-Ки, одна тысяча восемьсот пятьдесят фунтов, но из дружеских чувств, которыми он проникся и к Сэмми, и к Элси, мистер Кэдгуит соглашался взять одну тысячу восемьсот фунтов наличными сразу или получать по сто фунтов двадцать четыре месяца, с немедленным первым платежом.
У Элси просто не укладывалось в голове, что Сэмми додумался до такого и все проделал, без чьей-либо помощи заполнил всю необходимую документацию, придумал новую дату рождения и расписался, как взрослый, но ему это удалось, потому что мистер Кэдгуит привез с собой все бумаги, отпечатанные типографским способом, сложенные в официального вида коричневый конверт с пуговицей и петелькой: контракт, подписанный Сэмми, в котором тот указал, что ему сорок пять лет, в этом возрасте погиб Джек, впечатляющий бланк «Торжественного обещания оплаты заказов», со львами в углах для большей торжественности. И Элси подписала бы все бумаги, отдала бы в залог и «Клуб», и все, что угодно, лишь бы снять Сэмми с крючка, если бы, слава тебе, господи, не открылась дверь и через порог не переступил вернувшийся после последнего в этот день выступления Олли, как всегда, в берете и длинном, до пола, сером пальто. Увидел сидящего на диване Сэмми, мертвого, пусть и с открытыми глазами, и ее… Она думала, что после смерти Джека уже никогда не заплачет, но, как выяснилось, ошибалась.
Прежде всего Олли прочитал все бумаги, медленно, морща нос, потирая его, хмурясь, словно человек, который знает, о чем речь, и которому определенно не нравится то, что он видит перед собой. Кэдгуит молча наблюдал. Прочитав все до конца, по-прежнему хмурясь, он вернулся к началу и, читая на этот раз, похоже, весь подобрался, напрягся, сгруппировался, как случается с мужчинами, когда они готовятся к решительной схватке. Она, как зачарованная, наблюдала за этим перевоплощением, совсем как в фильме, который так нравился и ей и Сэмми, где шотландский герой выходит из пещеры в полном вооружении, и ты понимаешь, что вот он, спаситель, хотя это было ясно с первого кадра. И Кэдгуит, наверное, что-то почувствовал, потому что, когда Олли принялся читать контракт в третий раз, контракт, а потом и «Торжественное обещание оплаты заказов», уверенности в нем заметно поубавилось.
— Покажите мне заказы, — приказал Олли, и Кэдгуит показал ему заказы, многие, многие страницы, с процентами и итоговой суммой в нижней части каждой. Олли внимательно ознакомился и с заказами. Среди цифр он чувствовал себя уверенно, совсем как бухгалтеры и банкиры, воспринимал их с той же легкостью, что и слова.
— У вас нет ни единого шанса, — сказал он Кэдгуиту. — Контракт — бред сивой кобылы, счета — чушь, Сэм — несовершеннолетний, а вы — преступник. Забирайте свои бумажки и проваливайте.
И, разумеется, габариты Олли впечатляли так же, как голос, если он не говорил с вами сквозь клок ваты, сильный, строгий, командный, присущий героям судебных мелодрам. И глаза тоже, если он смотрел прямо перед собой, а не в пол. Злые глаза. Глаза бедняка-ирландца после длительного тюремного заключения за проступок, который он не совершал. У двери он что-то сказал Кэдгуиту, отчего тот ретировался еще быстрее. Элси слов не разобрала в отличие от Сэмми, который в последующие недели, пока приходил в себя, повторял их снова и снова, словно они придавали ему сил, стали его девизом: «Если ты еще раз появишься здесь, я сломаю твою тонкую грязную шею». Слова эти Олли произнес тихо, размеренно, без эмоций, не угроза, а информация, но именно они помогли Сэмми забыть о случившемся, как забывают о страшном сне. И все время, которое Сэмми и Олли провели в сарае, пакуя собранные там сокровища для отправки «Френдшип хоум маркетинг», Сэмми повторял, подбадривая себя: «Если ты еще раз появишься здесь, я сломаю твою тонкую грязную шею». Как молитву надежды.