Офицеры смотрели на него с осуждением, но в их взглядах была и какая-то боязнь. Они знали, с кем имеют дело. Его репутация говорила сама за себя. Он был монстром, но и не просто монстром — он был сломленным человеком, который сгорел, потеряв свою душу в огне войны. Теперь же его действия не были просто результатом психоза, а скорее — результатом всех тех цепей, которые были сожжены в нем навсегда.
— Глитч, ты не понимаешь, что ты натворил, — начал один из командиров. Его голос был тихим, но в нём чувствовалась тяжесть ситуации. Он видел, что даже после всех своих поступков Глитч оставался живым, что было худшим кошмаром для них всех.
Глитч поднял взгляд, глаза его блестели безумным огнём.
— Не понимаю? — он хмыкнул. — Я просто выполняю свою работу. Вы хотите, чтобы я не был самим собой? Чтобы я был тем, кем вы хотите меня видеть? Но посмотрите на меня! Я — это результат ваших решений. Я был создан для этой игры. И теперь я играю.
Его голос был пронзительным, и слова звучали как откровение. Он начал сходить с ума, но не от боли — от осознания того, что не может остановиться. Он был как буря, рвущая всё на своём пути. Он больше не мог существовать по чужим правилам.
— Ты уничтожил команду, — продолжил офицер. — Ты убил своих собственных людей, просто потому что они мешали тебе в твоей игре.
Глитч сжал зубы. В его голове вспыхивали образы — Лина, его товарищи, которые когда-то смотрели на него с уважением, — и он чувствовал, как эта ярость снова поднималась в нем. Он больше не мог различать, что правильно, а что — нет. Он стал настолько поглощённым этой игрой, что терял связь с тем, кем был раньше.
— Я не выбираю, кого убивать, — сказал он. — Я убиваю, потому что это единственное, что остаётся. Я не знал, что мне делать с собой, когда мир перевернулся. Теперь же мне не важно, кто за это заплатит. Я играю по своим правилам.
Его голос снова стал холодным, почти механическим, и эти слова были как приговор, как сигнал, что вся его личность давно разрушена, как карточный домик. Он стоял перед ними, как пустая оболочка, в которую они могли только смотреть, но не могли уже понять.
— Ты не понимаешь, Глитч, — прервал его другой офицер, его слова были твёрдыми, с отчаянным оттенком. — Ты же человек! Ты когда-то был человеком! Ты не можешь продолжать так.
Он захохотал, и этот смех был похож на какой-то безумный отклик боли, что вырывалась наружу, не имея ни стыда, ни сожаления.
— Человек? — он почти зашипел. — Ты видишь здесь человека? Я больше не человек! Я — пустое место, заполненное только этим хаосом и безумием. Я потерял то, что было человеком во мне. И мне не нужно ваше сочувствие! Я не прошу его.
Офицеры были в замешательстве, и хотя они не могли этого признать вслух, им стало ясно: они не имели власти над ним. Он стал чем-то новым, чем-то, с чем они не могли справиться.
Глитч встал, его движения были резкими и уверенными. Он знал, что не выйдет отсюда живым, что, возможно, он будет убит за свои преступления. Но смерть теперь не пугала его. Он не боялся. Он не чувствовал ничего, кроме того, что теперь он наконец-то был свободен от всех этих оков. Он был собой — безжалостным, бессердечным существом, созданным для разрушения. И это было всё, что он знал.
— Можете судить меня, — сказал он с улыбкой, которая не несла ни радости, ни боли. — Но это уже не важно. Война забрала всё, что у меня было. Я просто иду дальше. А вы? Вы будете продолжать пытаться контролировать то, что невозможно контролировать.
Он шагнул вперёд, игнорируя их взгляды, не обращая внимания на их крики и угрозы. Он был свободен, и это единственное, что теперь имело значение.
Глитч был выведен из зала суда, его руки сковал цепью, и в его глазах уже не было ни страха, ни сожаления. Только пустота. Он ощущал лишь холод и тягучее чувство усталости, которое стало постоянным спутником. Это не был момент поражения — скорее, момент окончания. Всё, что осталось от его прежней жизни, было стерто и уничтожено. Он перестал быть человеком, а стал просто существом, лишённым эмоций, поглощённым хаосом войны и внутренними демонами.
Его посадили в клетку, как дикого зверя, но Глитч даже не пытался сопротивляться. Он не пытался кричать, не пытался искать выхода, потому что знал: выхода нет. Он был сожжён внутри, сгорел как человек, оставив только обугленную оболочку. На что теперь надеяться? На покаяние? На спасение? Эти мысли уже не имели для него смысла. Всё, что он хотел — это просто закрыть глаза и исчезнуть.