Его привезли в психиатрическую больницу, в место, которое было словно следствием его личной катастрофы, местом, где окончательно забыли, что он когда-то был человеком. Стены были холодными и белыми, а воздух стоял от химического запаха лекарств. Он был в своём собственном аду, но на этот раз, без стен и без рёвов, без войны. Это была тишина, которую он так долго не слышал. Но эта тишина была ещё более мучительной, чем любые обстрелы.
— Мы знаем, что ты сделал, — сказал один из врачей, стоя у его клетки. Глитч не обращал на него внимания. Он был словно в трансе, его сознание было отрешённым, не воспринимало реальность.
— Но ты не можешь продолжать так, — продолжил врач. — Ты сломался, Глитч. Мы постараемся помочь тебе. Мы можем помочь вернуть тебя обратно.
На эти слова Глитч не среагировал. Он не хотел возвращаться. Он не хотел быть прежним. Это было слишком сложно, слишком тяжело. Он не верил в восстановление, в спасение. В его жизни не было места для чудес. Чудеса не спасают, а лишь обманывают, давая надежду тем, кто не готов принять реальность.
Тогда врач шагнул ближе, его взгляд был полон сожаления, но также и решимости. Он увидел в Глитче не просто пациента, а нечто большее — порой очень трудно признать, что перед тобой человек, который был обречён с самого начала.
— Ты должен научиться жить без войны, — сказал он, на этот раз мягче, почти с тоской в голосе. — Мы можем помочь тебе найти путь.
Но Глитч уже не слышал. Он был далеко, в своём внутреннем мире, в месте, где не было войн, не было боли, но и не было жизни. Всё, что он знал — это смерть и разочарование. Он не мог поверить в ничто. Всё, что осталось — это его разрушенные воспоминания, его сломанная душа, которая бродила по коридорам этого холодного здания, где смерть была единственным выходом.
Время тянулось медленно, как вязкая субстанция, заполняющая пустоту вокруг. Он уже давно перестал видеть разницу между днями и ночами, когда одна и та же сцена повторялась в его сознании, и каждое слово врача становилось эхом пустоты.
Однажды, ночью, когда Глитч проснулся от тяжёлых снов, полных жутких образов и проклятых лиц, его взгляд случайно остановился на окне камеры. Он долго смотрел на чернеющее небо, где нет ни звезды, ни света, только пустота и холод. И вдруг, как вспышка, ему пришла одна мысль.
— Что же я потерял? — прошептал он, но, несмотря на свои слова, не знал ответа. Не знал, что может вернуть ему себя, вернуть хотя бы маленькую частичку того, что было. Но у него больше не было сил искать.
Теперь он был здесь, в тюрьме, в психбольнице, и его единственная работа заключалась в том, чтобы забыть. Забыть всё.
Глитч стал чем-то средним между детективом и убийцей, хотя сам себя уже не считал ни тем, ни другим. Он был тем, кто решал загадки, распутывал узлы, но только для того, чтобы запутать их еще сильнее, затушив последнюю искру надежды на справедливость. Каждое убийство теперь было для него не просто актом мести или шока, а интеллектуальной игрой, требующей точности и изобретательности. Ему нужно было доказать самому себе, что он ещё может контролировать все, что происходит вокруг, даже в этом тюремном аду.
Он начал действовать спокойно и хладнокровно. Каждый день он наблюдал за сокамерниками, изучал их поведение, выискивал слабости, какие-то тонкие намеки на их скрытые желания или слабые стороны. Он не спешил. Его цели были ясны — тихие и без следов. Он убивал их, как если бы это была часть его великой игры. Он не оставлял никаких доказательств, никаких улик, которые могли бы привести к нему. Даже те, кто был ближе всего к нему в этот момент, не подозревали, что их жизни были предрешены, как карточные домики, расставленные по его плану.
Обычно это выглядело так: одна из жертв, с которой он по-прежнему вел разговоры и находил общий язык, внезапно исчезала. Никто не знал, куда она делась, пока через пару дней не обнаруживалось её тело в самых неожиданных местах. В камере, на участке уборки, в вентиляции. Как будто они вдруг исчезали из реальности. Чаще всего тело было в странной позе, в каком-то искусственно созданном положении, которое напоминало что-то — но что? Загадку. Тайну.
Он становился молчаливым наблюдателем, просто ещё одной фигурой на фоне общего хаоса. Его взгляд был всегда настороженным, скрытным, и никто не мог сказать, что скрывается за этими пустыми глазами. Но, тем не менее, он был настоящим детективом, принимающим участие в расследованиях, на которых никто не мог раскрыть настоящего убийцу. Лишь он сам знал, где проходят линии следов, какие шаги привести к очередной загадке, которую нужно решить. Так он становился частью игры — скрывая свои действия, собирая информацию, наблюдая за каждым шагом. Стать частью системы — и в то же время манипулировать ею. Кто-то из сокамерников говорил, что он проявляет необычайную проницательность и может решить любую загадку. И Глитч видел, как эти слова становились его живым прикрытием.