Его достижения в расследованиях стали неожиданными. Он не оставлял следов, и никто не мог предположить, что за этими разгаданными преступлениями стоял он сам. Сначала он углубился в тактику манипуляции другими заключёнными. Он задался вопросом, насколько его можно заставить поверить в то, что те или иные события происходят независимо от его воли. С каждым новым делом, которое он закрывал, он угрожал системе, но так, чтобы никто не заметил его присутствие. Всё больше жертв падало, но никто не мог найти связи.
Затем, неожиданно для всех, его стали привлекать как консультанта в расследованиях убийств в тюрьме. Он был умным, осторожным и всегда держался в тени. Глитч использовал свои знания и аналитические способности для того, чтобы решить дела, которые не могли раскрыть обычные стражи порядка. Он становился незаменимым: его способности к логике, аналитике и разгадке самых сложных задач, казалось, не имели границ. Он анализировал каждый факт, каждое малейшее движение, но никогда не задумывался, что за этим может стоять не только разум, но и жажда мести.
Отношения с другими заключёнными становились всё более сложными. Он оставался одиночкой, но каждый раз, когда в тюрьме случались странные убийства, и следователи терялись, он становился тем, кто мог дать им решение. Он становился признанным «экспертом». Все думали, что он — это просто ещё один умный заключённый, который помогал с расследованиями. Но никто не знал, что каждое раскрытое дело — это еще один шаг в его собственном плане. Каждое его движение было просчитано, каждое действие совершалось с умом, как в шахматах. Он становился игроком, который больше не просто защищался, но и атаковал.
Его личность раздвоилась. Он стал чем-то совершенно новым. То, что когда-то казалось ему бесконечным, не имеющим выхода, теперь становилось частью его новой сущности. Он не был ни преступником, ни детективом. Он был их сочетанием, неестественным, опасным союзом этих ролей. Он наслаждался этим процессом: манипулировать, скрывать, убивать, разгадывать.
Он убивал, но не с целью мести. Он убивал ради самого акта убийства. Ради поиска самых совершенных способов делать это. Ради удовольствия от того, как окружающие становились невольными участниками его игры.
Его действия становились всё более загадочными, но никто не мог понять их глубину. Он уже не был тем человеком, каким был до войны. В нем оставалась лишь оболочка, которую он использовал для своих целей, подбирая вокруг себя идеальную, продуманную маску. С каждым новым делом он становился все более неудержимым, все более решительным. Смерть, как и расследования, для него теперь не имели смысла — она была просто частью того, что нельзя было остановить.
Глитч сидел в своей камере, когда ему пришло известие о досрочном освобождении. Это было неожиданно, но в то же время он не удивился. Его умение распутывать дела, помогать с расследованиями, и даже более того — его хладнокровие, с которым он решал такие проблемы, сделали его ценным ресурсом. Люди за пределами этих стен не могли не заметить его заслуг. Те, кто в свое время не мог бы даже подумать о его освобождении, теперь смотрели на него как на инструмент, который можно было бы использовать.
Охрана не была доброжелательной, но её отношения с ним менялись. Некоторые уже воспринимали его почти как некого идеального подчиненного, профессионала, который, несмотря на свою неординарность, мог помочь в делах, которые обычные люди даже не могли бы понять. Глитч понял, что за этими решениями стоит не просто его разум, но и жажда людей контролировать его, использовать для собственных целей.
Когда пришел день его освобождения, Глитч был почти безразличен. Он давно не испытывал радости или печали по поводу таких изменений. Для него это была просто следующая фаза игры. Но его взгляд, как всегда, был решительным, с каким-то холодным пониманием того, что за этим шагом последует что-то еще. Он не мог не заметить, как его рассматривали люди. Это было не просто освобождение, а как бы признание его уникальности — того, кто может решать задачи, оставаясь в стороне от человеческих норм.