Расселись в трапезной.
– Вот так, друзья мои. Пора нам уходить и чем быстрей, тем лучше. Горазд, седлай коней, забирай Славку и дуй что есть духу к деду Дергачу. Пусть боярин приютит вас на время. Затихаритесь и ждете моего приезда. Случись что, за дочь мне головой ответишь.
– Понятно, батька. Будем сидеть там тихо как мыши.
– Лихой, – спросил Вольрад, – а зачем к Дергачу? Может у того же Смеяна пересидят? Вряд ли…
– Нет, друже. Я рисковать не хочу. А Дергач по отношению к десятку не засвечен. Живет на отшибе, из-за возраста дел с курскими боярами давно никаких не имеет. Только к нему. Горазд, иди собирайся и Славку с нянькой поторопи.
– Няньку тоже брать?
– Конечно. Теперь дальше. Расклад такой. Вадим знал, что княгиня Ростовская меня на службу покликала. Догадывался, что не откажу. Посему привлек к налету стороннего боярина, у которого в стольном граде ни родни, ни имения нет. Наобещал с три короба, где нужно нажал, погрозил и отправил усадьбу разорить, а Славку похитить. Зачем? Он толком сам не знает. Ему это поручение самому не по нраву было. В темную молодого, зеленого использовали, но виновен он все равно. Согласился. Пусть Беляй оставшись на хозяйстве его в порубе держит до нашего возвращения. Планы у меня на него имеются. Ну это потом. Ждан, сходишь проследишь, чтоб ночной сброд прикопали без следов. Дворне объяснишь, что никакого нападения и в помине не было. Пускай слух распустят, мол дочку с собой увез, куда не сказал.
– Сделаю.
Лиходеев налил в кружку кваса, от долгого сказа запершило в горле. Выпил. В раздумье постукивал пальцами по столешнице.
– Ты чего, Лихой? – с интересом спросил Вольрад. – О чем дума обуяла?
– Да вот не знаю, что со вторым гавриком делать. Хитрожопый, как триста китайцев.
– Как кто?
– Не бери в голову, Ждан.
– Так это, батька! Там Липеня с утра в усадьбу приперлась, кажет постоялец ейный пропал…
– О! Ждан, самое то! А я уж думал его под нож пускать. Зови сюда эту достойную женщину. Ай как же вовремя. Да! Беляя тоже сюда зови. Нужен.
Первым вошел дед Беляй, а сразу за ним появилась и возрастная молодуха, бившая поклоны наверное от самого теремного крыльца. Хоть фигура у нее по сему времени была стандартная, так лик подкачал. Тут тебе и рябая не в меру. Будто лицо обсыпали крупными родинками. Челюсть слегка выдавалась вперед, а глаза подвержены базедовой болезнью. Ну не повезло, что называется.
– Здрав будь, боярин-батюшка!
О! Еще и голос… Лиходеев, прикладывавшийся к кружке, чуть поперхнулся, закашлялся.
– И тебе не хворать, молодица. Чего просить хочешь?
– Дак, постояльца определил, а он возьми вчерась и пропади. И чего мне теперя?
Вот и на слезу пробило. Можно хоть одно доброе дело человеку сделать.
– Понравился постоялец?
– Дюже!
Ты гля зарделась как. Сиротина, одним словом. Будем исправлять положение.
– Понимаешь, Липеня, сбечь хотел мой новый наймит, да вот только не смог. Поймали.
Смотри, как пригорюнилась? Да не дрейфь! Устроим все к твоей пользе. Лиходеев пряча улыбку в усах, сделал лицо озабоченным.
– Вот теперь и думаю, как с ним поступить. Может тебе его в аренду сдать лет эдак на пять?
– Как?
– Ну, люб ли он тебе?
– Люб, батюшка! Ой, как люб!
– Ну вот, тогда поступим так. Согласия мы у него спрашивать не станем, позовем кузнеца и тот посадит молодца на цепь приковав к твоей кровати в избе.
– Так рази ж так можно, боярин-батюшка?
– А кто запретит? Оступился, нехай теперь повинность отрабатывает. А как у тебя дите родится и будет ликом схоже с ним, то сама и решай. Отпустить или пусть еще на благо общества постарается. Только и тебе урок предстоит нелегкий. Кормить такого оглоеда придется и навоз из-под этого хряка выносить. Согласна? Иначе прикажу, зарежут негодяя и дело с концом.
Потупилась. Извергла из уст долгожданное слово:
– Согласная я.
– Вот и договорились. Только смотри, никому стороннему о нем знать не нужно. Договорились?
– Да.
– И кузнец помалкивать будет. Беляй, все слышал?
– Да, батька.
– Ты тут в пустой усадьбе за старшего остаешься. Начни с того, что возьмешь кузнеца, Прыша и вместе с ними сотворите все то, что я тут сказал. Каждую неделю у Липени интересуйся, хорошо ли мой наймит свой долг исполняет. Ежели ленится, то плетьми его поучишь. Понял?
– Зробим.
– Все, исполнять.
Ф-фух! Еще одной проблемой меньше.
Разговор с наймитом все же состоялся и проходил он с глазу на глаз. Предварительно расставив все точки над «И», Лиходеев перешел к сути, объяснив, что значит оказаться в положении провалившего задание разведчика, ну и последствия.
– Земля вятичей стала предметом дележа князей. Тот же Святослав Черниговский недовольный тем, что Светлый князь Ростова наградил малолетнего сына уделом и не хотел делиться. Кому такое по нраву? Как поведал Злоба, ты тут уже два года безвылазно засел и окромя своей усадьбы ничем не интересуешься. И тебя бы никто не потревожил, так нет же, неймется княгине Ростовской, позвала. Тут как на грех и я с оказией в Курске оказался, напрягли. Теперь сам не рад, что во все это ввязался.
– Если ты на Злобу работаешь, каким боком Вадим на тебя влияние оказал?
– Э-хэх-хэ! – вздохнул провалившийся разведчик Чернигова. – Сам догадаться не можешь? Князья создают союзы, это надеюсь тебе понятно?
– Естественно.
– Вот и некоторые безопасники свою политику строят, не всегда совпадающую с политикой суверенов. Работают на свой род, племя, мошну, клан. Иные считают, что именно так лучше для государства. Я сам в это не вникаю. Простой исполнитель. А Злоба с Вадимом давние приятели, вступили в тесный союз.
– Говоришь, простой исполнитель?
– Ну может не совсем простой, но и не фигура в индейской игре.
– Индийской… – в раздумье исподволь поправил собеседника.
– Отпустишь?
– А ростовчанина кто завалил? – не обратив внимание на вопрос, Лиходеев задал свой.
– Я тут не причем!
– А кто, причем? Говори, что знаешь, а то из тебя все клещами приходится тащить. Рассержусь, худо будет.
– Всеволод две зимы подряд в поход ходил на вятичей. Все примучить норовил их не к дани, а именно к покорству. Вот князья родовые и обиделись, а подослать убийцу, дело плевое. Тем более у них самих, не в пример нашим умельцы имеются. Так-то!
– Они и младшего похитили?
– Не знаю. Про то даже не слыхал. Видать клювом прощелкал. Бывает. Не ведаю кто, но кто-то из ближников посетил верхушку кланов с тайным посольством. Там созвали старейшин и им доходчиво объяснили, что Всеволод вятичей не любит и разоряет. Тут еще и слушок прошел, что мол, князь Святослав не устыдившись, всенародно объявил в землях вятичей, чтобы жители старались умертвить Всеволода Ростовского и что убийцы будут награждены его имением.
– Это как?
– Чего непонятного? Вятичи родовым строем живут, вот после кончины врага, какой из городков и отойдет под руку племенному князьку, а значит и всей общине родовой. Но по мне, так в сем деле подвох имеется. Я ведь тоже не вчера родился, и по отдельным сведениям смог сложить головоломку с вятскими князьями. Там над ними кто-то повыше стоит и твердой рукой нагибает. Вот кто, это не узнать. Табу!
– Понятно.
– Отпустишь?
– Нет. Уж слишком ты скользкий, Тверд. Но и жизни лишать не хотелось бы, поэтому… – Лиходеев повернул голову в сторону двери, громко позвал. – Беляй!
Появившемуся седому старику в колонтаре и при мече на поясе, односложно бросил приказ:
– Он твой, забирай.
– Слухаюсь батька!
Уходя, попрощался с пленником:
– Прощай! Еще свидимся.
– Всенепременно, боярин.
Глава 4. У истоков долгого пути
Призрачный свет луны, то меркнувший, то вновь возникающий после схода двигавшихся по небу облаков, серым маревом расплескивался по окрестностям. Строение, по какой-то причине давно брошенное людьми, неказистое, источающее сырость, дало возможность скоротать ночь не под звездами, а иметь хоть и дырявую, но все же крышу над головой. Стены из плетня и жердей, обмазанных глиной, кое-где сохранили остатки выбеленных мелом поверхностей. Разложенный на земляном полу костер, пожирая предоставленную еду в виде толстых веток, покрывших собой кусок единственного полена, языками пламени освещал скудную обстановку, не задымлял помещение, выдувая скопление газа в дыры низкого потолка. Из леса, вплотную подступавшего к неухоженной хибаре, то и дело слышался легкий шум, а то и подвывание зверей. Ночь не останавливала кипучей жизни в лесном пределе, даже наоборот, подстегивала ее.