Он так и не спросил, согласна ли она, а девушка не сказала ни да, ни нет. Она не сказала ему, что для нее это было впервые, но он и так знал об этом. Он говорил ей нежные слова и осторожно целовал ее, шепча о том, что открыть женщину в первый раз — это как открыть бутылку чудесного вина, чей первый глоток стоит смаковать медленно. Его прикосновения были под стать его словам, они изгоняли всякие мысли об отвращении или сопротивлении. Он обещал ей наслаждение и подарил его ей. Она не думала о том, как отточены его слова и движения. Она не гадала, сколько еще женщин он "открыл" подобным образом.
Была уже глубокая ночь, когда они пошли назад в замок. Луна серебрила дорожку у них под ногами. Он держал ее под локоть, а она позволила ему проводить себя до дома. Они уже прошли половину пути, когда девушка задумалась над тем, что же принесет ей завтрашний день. Она попыталась задать вопрос касательно этой внезапной неопределенности.
— Что для тебя это значило? — спросила она у Азена.
— Что ты имеешь в виду?
— Эту ночь и то, что мы сделали.
Хотела бы она уметь говорить так же, как и Азен. Но Тимбал могла высказывать свои мысли лишь прямо, и поэтому ей казалось, что ее вопросы подобны брошенным в его сторону подобно камням.
Некоторое время он молчал, а затем, наконец, сказал:
— Что-то, подобное этому, нельзя высказать простыми словами.
Девушку вполне мог удовлетвориться этот ответ, но внезапно ей захотелось, чтобы менестрель все-таки высказал это "что-то".
— Скажи, что я значу для тебя? Что мы значим друг для друга?
— Думаю, со временем мы выясним это, — легко ответил Азен. — Не думаю, что об этом стоит беспокоиться в такую ночь. Лучше насладимся моментом, Синие Сапожки, и не будет загадывать наперед обо всей жизни.
— Сказал тот, кто не может забеременеть, — ответила девушка и тут же всем сердцем захотела забрать эти слова обратно. Подобно молоту, они раскололи хрупкую красоту этого мгновения.
Азен немного помолчал, а затем натянуто сказал:
— Я слышал, что с женщинами редко такое случается после первого раза.
— Редко, но случается, — угрюмо ответила девушка. Только что она разрушила всю магию момента. Внезапно она почувствовала, как у нее чешется в определенных местах, и поняла, что будет мучиться от страха до тех пор, пока у нее снова не начнутся кровотечения. На нее разом навалилась мысли обо всем том, что может, а чего не может произойти после этой ночи. О чем она вообще думала, что себе воображала? Что менестрель любит ее, что он женится на ней и разделит с нею свою жизнь, будет заботиться о ней, если она заболеет, и растить их детей?
— Давай не будем думать об этом сегодня, — сказал Азен. Девушка задумалась, о чем именно им не стоит думать, но так и осталась держать его за руку. Внезапно ей показалось, что ближе, чем сегодня, они уже не будут. Дорожка была неровная, и девушка старалась не кренится в его сторону, пока они шли. Внезапно она вспомнила о предупреждении, когда-то высказанном ей Гретчей. Может, Азен и правда был лишь игрушкой леди? Внезапно она захотела спросить у менестреля, любит ли он кого-то еще, связан ли он как-то с леди?
Но она проглотила этот вопрос и вместо этого спросила:
— Если я спрошу тебя о чем-то важном, будет ли те сложно ответить мне правдиво?
К ее удивлению он засмеялся.
— Почему ты смеешься? — спросила она, пытаясь сдерживать боль в своем голосе.
— Потому что, сама того не зная, ты почти произнесла слова старого и очень страшного проклятья. Когда один менестрель хочет проклясть другого, он говорит ему: "Да говорит твой язык отныне лишь правду!"
— И чего такого страшного в это проклятье?
— Мы — хранители летописей, и поэтому должны быть честны, скрупулезны и точны касательно того, кому и какая земля была продана или передана, в какой год кто сочетался браком или какое соглашение было заключено между аристократами. Но также мы и хранители грез. Иногда, чтобы заработать свой хлеб, нам приходится врать и приукрашивать. В наших песнях герои становится сильнее, королевы красивее, а испытания труднее. Поэтому проклясть менестреля говорить только правду значит обречь его на нищенское существование, потому что такой менестрель сможет лишь цитировать летописи, но никак не петь о грезах для других людей.
Возможно, она услышала в его словах даже больше, чем Азен хотел сказать. Похоже, что в эту ночь он подарил ей мечту, сказку о том, что она не одинока в этом мире, и взамен девушка расплатилась с ним монетой, которую женщина может потратить лишь однажды. Она потеряла невинность, одно из немногих достоинств, что у нее были, и которое она прежде даже не ценила. Девушка знала, что для некоторых мужчин это будет причиной отказаться от женитьбы на ней. Она отдала свою девственность менестрелю, и хотя им обоим это понравилось, это все же никак не привязало его к ней. А Тимбал теперь не сможет взглянуть в лицо своего мужа и сказать ему: "До тебя я не знала ни одного мужчины". Ее невинность ушла, ее забрал сладкоголосый менестрель.