В этот момент от подувшего ветерка неприятно заскрипели ссохшиеся ставни одного из заброшенных домов.
— Мой отец считает, что за ним следят «невидимые защитники его величество» и желают его похитить. Он не может спать по ночам, все его мысли заняты этим бредом!
Ставни громко хлопнули, заставив детей поежиться. Дети с опаской взглянули на заброшенный дом позади себя. И Уил, погладив Лику по голове, успокаивающе произнес:
— Никто никого не похитит. Я сильный и не дам, чтобы нас обижали!
Девочка засмеялась. Но затем вновь потупила глаза.
— Все считают, что это чушь, все! А папа нет! Заладил и все тут! Мне страшно, я боюсь, что он сойдет с ума. Помню, раньше он мне сказки читал, — чуть не плача, продолжила Лика. — Истории интересные рассказывал, играл со мной, а теперь только и говорит про какое-то дело всей его жизни, ругается, если мы отвлекаем его от написания величайшего произведения, которое изменит Вистфалию. Только как какой-то стих может изменить страну? А еще он боится, что не успеет его дописать, папа думает, что его кто-то преследует…
-У каждого свои тараканы в голове, -попытался успокоить ее Уил. — И у твоего отца это пройдет.
Девочка вздохнула, глядя куда-то вдаль, где над еще спящим городом начинал разливаться синий дым.
-Хотела бы я родиться в другом месте, в мире о котором мечтает мой отец.
-Но тогда бы мы не были друзьями. Разве отсутствие синего дыма лучше, чем наша дружба? — улыбнулся Уил.
Лика улыбнулась в ответ, отрицательно замотав головой.
— А я бы мечтал родиться в мире, где бы я мог стать великим воином. Прям так и представляю, как переливается мой синий меч, прежде чем нанести справедливое правосудие моим врагам.
-Не хотела бы я, чтобы мой друг стал убийцей, — поморщилась Лика. -Справедливое или не справедливое, это все равно будет убийство, и получать за это славу и почет мерзко.
-А как же легендарные народные защитники, вроде Джо Вьёна? Они же уничтожали своих врагов, только делая это по справедливости.
-Одно дело сказки, другое реальная жизнь.
Девочка взглянула на светлеющее на востоке небо, где бледной розовой полоской забрезжил рассвет:
— Кажется, пора домой, совсем засиделись сегодня. А то скоро проснутся родители.
Мальчик кивнул головой, с тоской подумав: «Если в течение нескольких дней я не найду Слезу Акилину, моя мама уже никогда не проснется».
Дети прошмыгнули по безлюдным улицам, громко топая по каменной мостовой и изредка закашливаясь от неприятного кислого запаха, висящего в воздухе. По мере их приближения к дому в воздухе сначала неявственно, а затем все сильнее и сильнее стал появляться неприятный запах гари.
Лика истошно закричала, Уил почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Их дом превратился в обуглившиеся развалины. Разрушенное строение мрачно смотрело на них своими почерневшими, ввалившимися внутрь стенами.
— Ой, милки! А мы уж думали, вы погибли, — увидев детей, произнесла вышедшая из соседнего дома старуха. — Никто в том пожаре не выжил, никто. И как только теперь вы будете…
Уил, чувствуя бешеные удары сердца, ринулся к пепелищу. Внутри сгоревшего дома стояла мертвая тишина. Было темно. Едкий запах гари драл глаза.
— Мама! -закричал мальчик, задыхаясь от нахлынувших слез.- Мама! Мама! -всхлипывая, кричал Уил, бегая по развалинам дома.
Он спотыкался, падал, вставал, снова падал. Его лицо и руки покрылись толстым слоем сажи. Глаза драл дым. Ему было трудно дышать
-Мама! — снова прокричал мальчик, чувствуя, как задыхается, но никто ему не ответил. Кругом была лишь мертвая тишина.
Лика застыла в оцепенении. Лишь в уголках ее ярко-зеленых глаз проступили слезы.
— Выходи оттуда, милок. Говорю же, нет там никого. А то еще сам ненароком пострадаешь, — донесся до Уила негромкий голос старушки.
Сон стал серее, перед глазами пронеслись их дальнейшие скитания, никому не нужных детей.
«В этом мире есть только я и Лика. И пока мы вместе, нам ничего не страшно», — проскользнула в голове Уила мысль. Словно молитву, повторял он эту фразу тогда, когда казалось, что жизнь представляет собой лишь отчаяние и безнадежность.
Уил проснулся, за окном все еще накрапывал легкий дождик, мелодично стуча по ставням.
— Лик, — инстинктивно произнес он, чувствуя, как при этом обыденном действии неприятно сжимается сердце, а душу заполняет черная всепоглощающая тоска.