Светящая в окно луна своими серебряными лучами отразилась в горящих холодной ненавистью глазах Луция, который вытащил из кармана синий кинжал, зловеще блеснувший в этом неярком свете.
— Стража! — заорал не помнящий себя от ужаса Маклингер.
— Она тебе не поможет, — ответил ему ровный холодный голос.
Иов, трясясь от страха, еще раз взглянул в глаза Луцию и, побелев, словно мраморная статуя, скатился под стол, зажмурив глаза, желая больше никогда не видеть этого демонического взгляда. Дрожащим ртом он еле слышно прошептал:
-Стража.
Никто ему не ответил.
Ужасный демон, подняв вверх блестящий синий кинжал, склонился над ним.
— Кто ты? — простонал Маклингер.
— Правосудие, — ответил тот же холодный голос.
Это было последнее, что услышал в своей жизни Иов Фленгер Маклингер.
Маклингеры погибали один за другим. Не помогали ни стража, ни посланные сюда по просьбе Антони войска императора — все они были бессильны перед этим неуловимым преступником.
Находясь в своем окруженном сотнями лучших стражников дворце, глава рода Маклингеров приходил в неописуемый ужас, когда в приоткрытую дверь, боясь его гнева, тихонько просачивался гонец, чтобы с мрачным лицом сообщить очередную печальную весть. Тем временем жрецы в расписанных известными лишь им знаками колпаках по десять раз на дню орошали его дом священными травами и заклятиями, обещая прогнать ополчившегося на его род злого духа.
Но это не помогало…
— Пап, когда ты уже будешь свободен? Когда все будет как раньше? — грустно спрашивал Гай.
— Подожди, сынок, — отмахивался от него отец. — Антони Маклингер должен натерпеться страху, прежде чем я до него доберусь. И по-другому быть не может! — говорил Луций с блестящими от ненависти глазами. — Он сполна ответит за то, что сделал с нами!
Лионджа чувствовал приятное тепло лютого безумного страха, испускаемого Маклингерами, и с наслаждением впитывал его в себя.
Наступил день, когда в этом мире остался лишь Антони Маклингер, лишенный всех, уставший бояться, смиренно ожидающий своей смерти.
Он проснулся посреди ночи, услышав легкий скрип половиц и встретившись с ледяным синим взглядом лионджи, Антони побледнел и поежился, но не отвернулся.
— Луций? Ты? Ты? — не имея сил выговорить, прошептал старик. — Чур, меня, чур!
Заблестел вытащенный Луцием кинжал.
Маклингер заерзал на кровати и с нехарактерной для его возраста быстротой схватил стоящий на прикроватном столике графин, наполненный прозрачной водой, и, размахнувшись, со всей силы кинул его в приближающегося убийцу, закричав:
— Уйди, демон, туда, откуда пришел!
Прозрачная жидкость вылилась на лионджу, заставив содрогнуться его нутро. Луций остановился, и на несколько секунд в его неживых глазах заиграл страх.
Старик истерически захохотал:
— Ты меня сам боишься, нечистый! Убирайся отсюда! — и, схватив лежащие под рукой защитные амулеты, он начал шептать наученные жрецами молитвы, с безумным восторгом от этой победы смотря на Луция.
Разумеется, это не могло остановить убийцу — лишь воды, а не сделанных жрецами амулетов боятся лионджи. Но старику было не суждено узнать, что на несколько секунд задержало пришедшего убить его демона.
С Маклингерами было покончено навсегда, они поплатились за содеянное. Но Луций не чувствовал радости, вместо этого в его душе остался неприятный осадок.
«Как он мог показать свою слабость перед злейшим врагом? Этот старый боров должен был дрожать перед ним, а не наоборот!» — думал он, злясь на себя.
В отвратительном расположении духа Луций вернулся домой.
— Пап, теперь мы можем быть постоянно вместе. Месть закончилась? Мы можем жить в свое удовольствие? — спросил встретивший отца Гай.
— Отстань, -огрызнулся Луций в ответ.
— Ты покарал Маклингера? — тихонько спросил сын.
— Отстань, я тебе сказал! -зло процедил сквозь зубы отец. — Не твое это дело!
Гай тяжело вздохнул, больше не замучивая отца своими вопросами.
«Как такое могло произойти, как могли испугать и смеяться над ним всесильным лионджей?» — не находя себе места, думал Луций.
— Папа, ты обещал, — пытался его облагоразумить сын, но все было тщетно.
Уязвленная гордость не давала лионджи покоя. Осознание, что он не всесилен, ранило до глубины души.
«Никто и никогда более не увидит моего страха», — решил для себя Луций.
Но как он мог перестать бояться воды, если это было выше его сил?