Какую огромную, а не исключено — и решающую помощь можно было бы оказать, существуй сейчас хотя бы половина комитетов, действовавших во время восстания! Турецкий тыл был бы непрочным, ненадежным, и даже такой прорыв, который осуществляли сейчас войска Гурко, мог бы решить исход войны.
«А кто знает, — думал про себя Грозев, — может, у русских достаточно войск, чтобы вести бой во Фракии, и в действительности это — генеральное, сокрушительное наступление…»
Когда рассвело, Борис вышел и направился к торговым рядам. В девять часов у него была встреча с Тырневым и Калчевым на постоялом дворе Куршумли, но до того ему хотелось пройти по городу до моста через Марицу, чтобы убедиться, действительно ли этой ночью в Пловдиве наступило оживление или просто ему показалось.
Как только он вышел к мечети Джумая и взглянул на торговые ряды, то сразу понял, что интуиция его не подвела.
Со стороны Тепеалты и Пулатского квартала непрерывным потоком двигалась беспорядочная толпа солдат — покрытых пылью, заросших, в расстегнутых куртках, без поясов. Большинство закинуло шинели на длинные стволы ружей и брело совсем безучастно, равнодушно глядя ввалившимися от усталости глазами на лавки и людей возле них.
Это было не подкрепление, а отступающее войско — сомнений быть не могло. Сердце Грозева радостно дрогнуло, он быстро пошел вперед. Чем больше он углублялся в торговую часть города, тем неопровержимее становились доказательства правильности его предположения. Многие торговцы-болгары закрыли свои лавки, а те, кто открыл, спешили убрать товары, спустить жалюзи и исчезнуть подобру-поздорову.
Грозев прошел торговую улицу до самого конца, и в душе у него не осталось ни капли сомнения, что турки начали отступление.
В закусочной возле моста сидело человек десять офицеров. Они молча ели. Их лошади были привязаны к железной коновязи под акациями. Новенькие ремни и кобуры офицеров говорили о том, что это совсем свежее пополнение, только что прибывшее на фронт и еще не вступавшее в сражение.
Явно было, что турки отступали, не дав серьезного отпора. На что они рассчитывали? Каковы были их планы? Действительно ли они ждали Сулейман-пашу, чтобы дать решительный бой? Все эти вопросы требовали ответа, и Грозев пытался его найти, глядя на груженные мешками обозы, пыльные спины солдат, полные патронташи.
Грозев дал ключ от своей комнаты на постоялом дворе Куршумли Христо Тырневу и потому не удивился, застав у себя Тырнева и Калчева. Чрезвычайно взволнованные, оба сидели в ожидании его у окна. Даже в рукопожатии чувствовалось их радостное возбуждение.
— Раздавили их, собак… — сказал Христо.
Борис, бросив взгляд в окно, отозвался:
— В том-то и дело, что они отступили еще до того, как их раздавили… И мы должны узнать, почему…
— Заара уже два дня свободна, — продолжал Тырнев, — теперь очередь за Казанлыком, а со вчерашнего вечера, по-видимому, отступают из Чирпана. Эти начали проходить здесь с пяти часов по турецкому времени. Идут по чирпанской дороге…
— Есть вести от Добрева? — спросил Грозев.
— Нет, — ответил Коста Калчев. — Поезд из Эдирне не приходил. Наверное, вчера армию Сулейман-паши перебросили в Дедеагач, и она уже движется на север.
— Если до вечера от Добрева не будет вестей, — сказал Грозев, — поеду в Тырново-Сеймен. Оттуда попытаюсь связаться с русскими. Продолжать оставаться в неведении бессмысленно. За это время Пловдив может оказаться в непосредственной близости с крупными и решительными сражениями. Если через несколько дней не вернусь, как только русские подойдут к городу, взорвите склад на постоялом дворе Меджидкьошк. Тогда это произведет наиболее сильное впечатление.
— Если потребуется внести изменения, решим все вместе, — сказал Калчев, собираясь выйти с Тырневым.
— Самое главное, — добавил Грозев, — чтобы турки не вывезли тайком склад… Это ведь не шутки — двенадцать тонн взрывчатки и снарядов!..
— Не вывезут, — качнул головой Коста. — Бруцев и Искро следят за ним из сараев, что напротив.
— А как ты выберешься отсюда? — спросил уже с порога Христо. — Они ведь никого не выпускают…
— Попрошу разрешение у Амурат-бея съездить по делам Режии в Константинополь, — ответил Грозев. И добавил: — Вечером соберемся у вас, на постоялом дворе.
Солнце клонилось к западу, но жара не спадала. Зной тяжелым облаком навис над городом. Его не могло развеять дуновение предвечернего ветерка, заставлявшее трепетать листья тополей на холмах.