– Что и говорить, известное дело, как звери друг на друга кидаются, – согласился Кирьяк.
Покачиваясь, подошли Митька и Шпак. Полуобнявшись, тупо смотрели на прибывший табун и подводы с имуществом Печенеговой. Даша с Микешкой укладывали подушки, пледы, разбросанные по траве пустые бутылки и оживленно разговаривали.
Митька, показывая на привязанных, не стоявших на месте жеребцов, с восторгом говорил:
– Ух, конищи! Таких и у Полубояровых нету! Слушай, Петр Эммануилыч, давай купим вот ефтих белоногих и подарим раскрасавцев лапушке моей в подвенечный подарок! Барыня-госпожа, слышь? Лошадей я у тебя покупаю! Говори цену, сейчас же магарыч разопьем!
– Не продажные, Дмитрий Александрович, – кокетливо прищурив улыбающиеся глаза, самодовольно заявила Печенегова.
– За деньги, Зинаида Петровна, все продается, все! – упорно твердил Митька, бесцеремонно обнимая Печенегову за плечи. Она ежилась и увертывалась от его рук, как кошка. Хлестнув его плеткой по руке, загадочно сказала:
– Не всегда, мой дорогой…
– За золото все можно… Мне на свадьбу самые лихие кони нужны… Хошь, я весь косяк закуплю, хошь? – настойчиво приставал к ней Митька. – Уж я за ценой не постою!..
– Для вашей свадьбы еще лучше найдем, – уверила Зинаида Петровна.
– Давайте-ка, господа, поедем… Жарко, – умоляюще попросил Шпак.
– Подожди, Мануилыч, – оборвал его Митька. – Ну чего ты, ваше благородие, раскис? Выпьем ишо, а потом уж и помчимся, чтоб ветерком обдуло… А тебе, расхорошая моя Зинаида Петровна, целую пудовку золотого песка насыплю, ей-богу!
– Хватит! Больше не могу! – возражал Шпак и крикнул Микешке, чтобы тот подъезжал с тарантасом.
Микешка подкатил рысью. Показывая в степь кнутом, громко сказал:
– Митрий, гляди-ка! Никак брат твой Иван скачет?.. Эх, едрена корень, сейчас будут цветочки-ягодки!..
Митька круто повернулся. Распугивая печенеговский косяк, на большой лошади саврасой масти, клонясь к передней луке, во весь мах скакал Иван Степанов, за ним трое казаков. Микешка узнал Панкрата Полубоярова; второй, на пегом жеребце, был Спиридон Лучевников; третий – Афонька-Коза. Он, размахивая нагайкой, что-то кричал.
Митька сначала попятился назад, потом, круто повернувшись, зашел за экипажи. На его побледневшем лице отчетливо выступили частые веснушки. Глядя на подъезжавшего брата застекленевшими глазами, глухо и коротко спросил у Микешки:
– Где шашка? Достань-ка…
Шашка лежала под всякими покупками на дне тарантаса. Микешка вытащил ее и, выпуская из рук, сказал:
– Неужели до этого дойдет?
– Не знаю, – сквозь зубы ответил Митька. – Положь тут рядом… на всякий случай…
– Здравствуйте, кого не видал, – задирая взмыленному коню голову, крикнул подскакавший Иван, ища брата лихорадочно блестевшими глазами.
– Здравствуйте! – растерянно пробормотала Печенегова.
Шпак еще заранее, предчувствуя недоброе, отошел в сторонку и остановился рядом с притихшей Дашей. Вислоусый и бравый Полубояров вытирал пестрым платком взмокшие от пота усы, сдерживая беспокойно переступающего коня, с любопытством рассматривал всю компанию.
После бегства Митьки из станицы Иван поднял его с постели; уговорил поехать догонять Митьку. Спиридон согласился только после того, как ему был обещан пятирублевый золотой. Афоньку послал атаман станицы, к которому Иван зашел с жалобой. Они попусту прогнали коней до самого города и только на другой день узнали от проезжавших киргизов, что Митька на своих вороных рысаках выехал обратно в станицу.
– Ну ты, шарлатан!.. – Не находя подходящих слов, Иван только замотал головой, сжимая в кулаке плеть. Погрозив Митьке, добавил: – Я с тобой дома поговорю, скотина!
– А ты маненько полегче выражайся, братан, я ить тебе в работники не нанимался. Да и сам давно не маленький… Людей-то постыдись, – урезонивал его Митька.
– Замолчи!.. Вор!.. Каторжник!.. – кричал Иван. Но это уже была брань остывшего человека. Охладила его встреча с Печенеговой. Именно из-за этой встречи баталия не состоялась.
Последние до станицы версты, отчасти успокоенный ласковым взглядом Печенеговой, Иван ехал рядом с ее экипажем и жаловался на Митьку. А тот всю дорогу, сладко похрапывая, спал в тарантасе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
В Шиханской, как и условились, Митька Степанов, минуя свой родной дом, заехал к Зинаиде Петровне и, ни минуты не медля, послал Микешку за Олимпиадой.
Чувствовал он себя скверно. Неизвестно было, как встретит его и как посмотрит на его поступок невеста. Может, испугается и в самую решительную минуту откажет ему. Встреча и объяснение с матерью тоже ничего доброго не сулили. Угрюмый и осунувшийся, он ходил по кабинету Филиппа Никаноровича Печенегова, с тоскливым нетерпением ожидая Олимпиаду. Ведь только ради нее пошел он на такой рискованный шаг.
В кабинет вошла Зинаида Петровна и сообщила, что пришел какой-то Суханов и хочет немедленно видеть его.
– Да это же Тарас Маркелыч! Наш управляющий! – обрадовался Митька. – Я сейчас выйду к нему…
Он кинулся было к дверям, но Печенегова удержала его за плечо.
– Зачем вам самому бегать? Позовите сюда… И вообще, Дмитрий Александрович, держитесь и ведите себя, как настоящий хозяин, понимаете?
– А разве я не хозяин? Продал золото? Так я его нашел… я! Стало быть, я полный хозяин! Почему вы мне такое говорите?
– Я говорю для того, чтобы вы вели себя достойно вашему положению и не выбегали навстречу своему лакею.
– Да разве Тарас Маркелыч лакей? Что вы, Зинаида Петровна! Я его шибко уважаю.
Митьке стало даже как-то обидно за Суханова. В его представлении с лакейством было связано что-то трактирное, унизительное. Нетерпеливо посматривая на дверь, он тихо, с упрямством ребенка добавил:
– Никакой он не лакей, а управляющий, всеми нашими приисками распоряжается.
– Не то я хотела сказать, Дмитрий Александрович, – спохватилась хозяйка, заметив на лбу гостя сумрачные складки. – Вам уже пора свою прислугу завести. Она и будет вам докладывать, кто и зачем пришел.
– Примерно как у вас или Доменова? – задумался Митька. – Вот уж женюсь, там видно будет. Пока еще не привычно как-то. Вы уж нам пособите.
– Я сказала, что буду вашим добрым другом и советчиком. Положитесь на меня.
– Спасибо. Только я очень буду просить вас… Не пущайте сюда брата, он снова канительство заведет… Сами видели, какой он ералашный человек…
– Не пустят. Я прикажу, – улыбаясь, проговорила Зинаида Петровна. Митька не знал, что Иван давно уже сидел в ее комнате и она уговаривала его помириться с братом и поскорее сыграть свадьбу.
Митька бросился обнимать вошедшего Тараса Маркеловича, но тот осторожно его отстранил. Степенно, по-хозяйски отодвинул кресло, повернул его спинкой к письменному столу и, покрякивая, втиснул свое крупное тело между ручек. Широкобородое, скуластое лицо Тараса Маркеловича было суровым, но из-под густых бровей умно и проницательно поблескивали глаза.
Тарас Маркелович смотрел на Митьку строго и выжидательно, словно любуясь его подавленным состоянием, без слов говоря: «Хорош герой».
– Слава богу, что пришел, дядя Тарас. Я сам собирался за тобой послать, да не успел, – отрывисто, с волнением сказал Митька, предчувствуя, что разговор будет тяжелый, неприятный. И тут же невпопад спросил: – Как на Шихане-то? Идет работа?
Вместо ответа Тарас Маркелович в упор посмотрел на Печенегову, будто спрашивая: «Когда ты, барынька, перестанешь теребить кисти своего халата и уйдешь отсюда?»
– Пошто, хозяин, родной-то дом мимо проскочил, позволь спросить?
От такого вопроса Митьку передернуло.
– Ладно, Тарас Маркелыч, об ефтом потом потолкуем. У меня своя башка на плечах. Я сам себе хозяин. Ну, заехал!.. Позвали люди добрые, вот и заехал.
– А дальше-то как? – искоса посматривая на Митьку, спросил Суханов. – Как дальше будем жить?
– Да уж как-нибудь проживем, – не поднимая головы, отозвался Митька.
Зинаида Петровна с удовлетворением отметила, что советы ее подействовали, и, по-видимому, этот рыжий казачок еще покажет зубы. Однако чувствовала она себя неловко. Этот старик с хитрыми, медвежьими глазками, как будто не замечающий хозяйки, раздражал ее своей скрытой, внутренней силой. Он как-то невольно заставил ее насторожиться.