— Ребята, вы справитесь? — спросил я маму и папу, когда на лестничной площадке раздался грохот и звук рассыпающихся «Лего». И, застонав, повернулся лицом к звуку, а мои родители в изнеможении и презрении зажмурились.
— Иди и разберись с ним, — потребовала мама. Я думал, что она обращается ко мне, но заметил, что та смотрит на папу.
— Что? Мы смотрим это! — жестом указал на телевизор папа. Забавно, что он почти не обращал внимания на то, что там показывали, пока ему не нужно было что-то делать. — Почему бы тебе не разобраться с ним?
— Я постоянно с ним вожусь. Ты мог бы притвориться его отцом и сделать что-нибудь, знаешь ли. Дай мне чертову передышку хоть иногда, — огрызнулась мама, и я громко застонал.
— Не берите в голову, — прорычал я и помчался вверх по лестнице на звуки громыхающего «Лего».
Я не стал утруждать себя стуком, просто распахнул дверь и обнаружил своего брата, который был близок к слезам, стоя посреди своей комнаты. У его ног лежала разноцветная куча кубиков, а его кулаки были сжаты по бокам.
— Что здесь происходит? — потребовал я.
Джейк пнул кучку «Лего», и они разлетелись по ковру.
— Они не держатся. Я собирал их вместе, собирал, а они все время разваливались. Они не держатся. Они сломаны.
— Они не сломаны, — настаивал я. — Иногда они просто неплотно прилегают...
— Они сломаны! — повернулся брат ко мне с огненной яростью, сжимая кулаки так сильно, что они задрожали.
— Джейк, дружище, они не...
— Они. СЛОМАНЫ!
Джейк оборвал слова ударом ноги, и блоки разлетелись во все стороны, ударяясь о стены, как крошечные пластиковые пули. Истерика не была похожа на истерику малыша, если только малыш был ростом метр восемьдесят два и обладал внушительной физической силой для человека, который так много смотрит телевизор. Я старался держать себя в руках, но Джейк мог нанести серьезный урон, если бы взял верх. И прямо сейчас он был близок к этому. Джейк был не в состоянии рассуждать. Слишком далеко зашел.
Я вздохнул и заставил себя успокоиться, хотя все, чего хотело мое тело, — это выплеснуть разочарование.
— Эй, — позвал я успокаивающим голосом и вошел в комнату, — не хочешь посмотреть что-нибудь по телевизору?
Я потянулся к его плечу.
— Мы можем включить Микки или «Тигренка Даниэля»3. Я могу принести тебе перекусить, если ты...
— Нет! — ударил меня по руке Джейк, отшвырнув в сторону. Но я не сдавался, потянулся еще раз и достиг своей цели. Сжал его плечо и почувствовал, как напряжение в его костях начало спадать. — Мы можем перекусить и посмотреть «Тигренка Даниэля»?
— Конечно, дружище.
Мы стояли посреди беспорядка, который он устроил всего пять минут назад, когда был деспотичным и угрожающим. Было почти трудно поверить, что это мог быть тот же самый парень, который сейчас смотрел мне в глаза с такой милотой в чистом виде.
— В этой комнате беспорядок, — заявил Джейк так буднично, что я заставил себя улыбнуться.
— Да, но мы уберемся позже, прежде чем я отправлюсь домой, верно?
— Еще бы.
Итак, мы сидели на его кровати с мисками кренделей, а по телевизору играл «Тигренок Даниэль». Разложив на коленях блокнот для набросков, я работал над своей концепцией Шейна в перерывах между непрекращающимися вопросами и комментариями Джейка. Но все это время одна мысль звучала у меня в голове громко и отчетливо. Та самая, которая я засела уже давно.
Джейк будет со мной всегда, и пока он рядом, моя жизнь будет принадлежать ему. В ней не было места ни для чего и ни для кого другого. И никогда не будет.
Глава пятая
Я записался на сеанс к доктору Траветти в последний момент в день визита Шейна. Отвезя Джейка в сад, ворвался в офис с решимостью, обжигающей мои вены. Моя кожаная куртка была забрызгана начавшейся грозой — моя любимая погода, и в любом другом случае темные тучи показались бы мне успокаивающими. Но сегодня я воспринял их как предзнаменование от бога, в которого никогда не верил.
— Это что-то новенькое, — объявила она, жестом указывая на меня, прежде чем сесть в кресло.
— Что именно?
— Ты приходишь сюда без предупреждения.
На моем лице отразилось замешательство.
— Без предупреждения? Что за фигня? Я записался на прием сегодня утром.
— Правда? — У нее расширились глаза от удивления, и док быстро проверила свой телефон, вероятно, просматривая расписание. — Ах, ты договорился. Вот что я получаю за то, что опаздываю по утрам.
Я фыркнул, услышав ее признание.
— Значит, ты хочешь сказать, что добрый доктор — человек?
— Больше, чем ты думаешь, — ответила она с небольшой грустной улыбкой, показав ту сторону себя, которую я никогда раньше не видел. И задался вопросом, увижу ли я это когда-нибудь снова, когда док спросила: — Ну как, у тебя все в порядке?
Вопрос был задан с улыбкой, но полон беспокойства, и я нахмурил брови, услышав намек.
— А почему у меня должно быть не все в порядке?
— Ну, ты должен понимать, что у тебя все по-другому, Блейк. Обычно ты очень дисциплинирован. У тебя строгий распорядок дня. Ты человек привычки, и последние два года встречаешься со мной каждое утро по понедельникам, и вдруг, ни с того ни с сего, тебе требуется срочная встреча. Итак, возвращаясь к моему первоначальному вопросу — ты в порядке? — ободряюще улыбнулась док без тени грусти, и мне этого не хватало. Эта грусть делала ее более жизненной.
— Да, я в порядке... — уверенность в моем голосе дрогнула, и она это заметила.
— Уверен?
Я со вздохом уперся локтями в колени, кожа моей куртки заскрипела от движения.
— Думаю, да? — посмотрел на нее в поисках подтверждения, и она недоверчиво рассмеялась.
— Я не могу сказать, в порядке ли ты, Блейк. Но думаю, что что-то привело тебя сюда, так что... — невинно пожала плечами Траветти.
Я повернул голову и посмотрел в окно. Ее офис находился на втором этаже здания с видом на площадь Дерби в центре Салема. Мощеные улицы этого исторического города взывали ко мне. Это было место, где я позволил своей душе оживать, когда садилось солнце и всходила луна, и воплощались мои мечты. Если бы все было по-другому, если бы жизнь была другой, именно здесь я бы открыл свой салон. В самом сердце истории моего любимого места на Земле.
Если бы все было иначе... даже используя «если», я чувствовал, что рассматриваю это как вариант, хотя мне вообще не следовало об этом думать. Это было невозможно. Этого не было. Это было не менее невероятно, чем падение солнца с неба в эту самую секунду. И от осознания этого у меня в груди образовался комок, который подкатил к горлу и заставил меня содрогнуться от осознания поражения.
— Блейк?
Я покачал головой, глядя в окно на Старую ратушу, кирпичные ступени и пешеходов с мокрыми от дождя зонтиками.
— Черт возьми, это было странно, — выпалил я.
— В каком смысле?
Отвернувшись от дождя и пасмурного неба, я пояснил.
— На прошлой неделе какая-то цыпочка...
Я остановился, мгновенно почувствовав неуважение к этой женщине, которую не знал, но которая не давала мне покоя, и начал сначала.
— Эта женщина, Одри, написала мне, что хочет сделать татуировку. А когда она пришла в салон на следующий день, я только взглянул на нее и, как полный долбоеб, сделал поспешные выводы. Хотя никогда так не поступаю, я не осуждающий мудак, но наговорил хренотени, которой не должен был говорить. И все же, вместо того чтобы уйти оттуда как нормальный человек, она осталась. Одри хотела, чтобы эту татуировку сделал именно я, потому что, судя по всему, это было то, что я придумал много лет назад.