— Ты не помнишь этого?
Я поколебался, прежде чем покачать головой.
— Нет, и это само по себе было неловко. В смысле, я занимаюсь этой хренью уже давно, док, так что, естественно, не могу помнить каждый череп или ворона, которые набил кому-то. Но эта чертова штука... — Я провел ладонью по своему лицу. — Мне кажется, я должен ее помнить, потому что она такая необычная. Насколько мне известно, это единственная работа, в которой я использовал цвет, единственная за всю историю. Не знаю, почему вообще согласился на это, основываясь только на этом. Это не в моем стиле.
— Ты не спрашивал?
Я покачал головой.
— Я был слишком ошарашен тем, каким долбанным мудаком оказался. Обычно я не такой злой, понимаешь? Несомненно злой ублюдок, но не мерзкий. Не такой.
— Хм... — доктор Траветти писала на своем планшете, и я не успел спросить, что за хрень она там пишет, как та сказала: — Продолжай.
— В общем... эм… мне трудно выкинуть эту татуировку из головы, и когда я не думаю о ней, она преследует меня. Я имею в виду, это самое безумное дерьмо.
Она подняла голову, наклонила подбородок и спросила:
— Что значит «преследует тебя»?
— Ну... эээ… я видел ее — Одри — в поэтическом клубе в субботу.
— Ты видел ее? Ты когда-нибудь видел ее там?
Я покачал головой. Потому что обязательно заметил бы ее раньше.
— Нет.
— Интересно. Ты с ней разговаривал?
— Нет. — Мой ответ был слишком поспешным, слишком нахальным, и доктор Траветти вопросительно наклонила голову.
— Но ты хотел.
— Что? Я этого не говорил. Почему ты всегда...
Док наклонила голову в другую сторону, и на ее лице появилась небольшая улыбка.
— Не мог бы ты оказать мне услугу, Блейк?
— Боже. Что?
— Мне бы хотелось, чтобы ты не защищался в течение одного сеанса, и поскольку этот сеанс короче, хотелось бы, чтобы ты попробовал это сегодня. Сможешь?
Я вздохнул и откинулся на спинку.
— Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты мной гордилась.
Ее смех был сдержанным и тихим.
— Спасибо. А теперь скажи, почему ты не поговорил с ней?
Я пожал плечами, как будто не знал, но все же ответил:
— Потому что какой в этом смысл?
— Смысл в том, чтобы наладить человеческие отношения, и мы уже выяснили, что ты жаждешь привязанности.
— И мы уже выяснили, почему этого не может произойти. В моей жизни буквально нет места для этой херни. И в любом случае, я с ней не разговаривал, так что неважно. Дело сделано.
— Хорошо, — заключила док, сухо кивнув. — Так почему же ты тогда здесь, если это случилось в субботу?
Я запустил пальцы в копну своих темных волос.
— Потому что в понедельник в магазин зашел редактор «МодИнк» и хочет взять у меня интервью.
Доктор Траветти склонила голову набок, как любопытная собачонка, и я объяснил, почему именно это имеет огромное значение. С широко раскрытыми глазами, полными надежды, она произнесла:
— Это потрясающе, Блейк! Какая невероятная возможность.
— Ага, это так. Только я должен ему отказать. Потому что знаю, что произойдет в ту секунду, когда он опубликует мою фигню в этом журнале или, черт возьми, даже в своих социальных сетях. Бизнес пойдет в гору, и, как бы ни был полезен сам салон, они не придут к Гасу, Селии, Каре или Мэтту. Они захотят меня, а значит, больше часов, больше работы. Мне придется работать по выходным, а мне нужны выходные, док. Мне нужно... мне нужно время, понимаешь? Так что, — закончил я, печально вздохнув и пожав плечами, — я вынужден отказаться.
— Похоже, ты уже принял решение.
Я кивнул, не в силах встретиться с ней взглядом.
— Да. Сегодня я сделаю ему татуировку и сообщу эту новость.
— Так для чего я тебе нужна?
Я судорожно теребил молнию на куртке, тянул ее вверх и слушал звяканье металла, щелкающему о металл.
— Ты мне нужна... — Слова застряли у меня в горле и оборвались шепотом.
— Я тебе... нужна? — Вопрос прозвучал обвиняюще. Доктор Траветти прижала руку к груди, и я поспешил исправить эту инсинуацию.
Прочистив горло, я сказал:
— Мне нужно, чтобы ты сказала, что я поступаю правильно.
Сочувствие стерло с ее лица испуганное выражение. Ее взгляд смягчился, а пальцами она крепко сжала ручку.
— Ты знаешь, что я не могу этого сделать, Блейк. Могу помочь тебе найти ответ, но не могу сказать, какой именно.
— Но разве это не твоя работа?
Она улыбнулась с сожалением.
— Нет. Но я могу сказать тебе, что, если ты так сильно сомневаешься в себе, тебе стоит пересмотреть свое мнение. Твоя интуиция что-то говорит, и, возможно, тебе стоит прислушаться.
Я провел рукой по лицу и запустил пальцы в волосы.
— Знаешь, это не было бы такой гребаной проблемой, если бы не эта чертова татуировка.
Док склонила голову набок.
— Почему ты так говоришь? — спросила она, и я рассказал ей о том, как Шейн вообще узнал обо мне.
Доктор Траветти восприняла новую информацию и с протяжным вздохом откинулась на спинку кресла.
— Блейк, что ты думаешь о знаках?
— Знаки? — хмыкнул я. — Что ты имеешь в виду? Типа от Бога или еще какого-нибудь дерьма?
— От Бога, от Вселенной... — Она грациозно взмахнула рукой в воздухе. — Откуда угодно.
Я рассмеялся и покачал головой.
— Док, я думал, ты женщина науки, а ты тут вбрасываешь какую-то религиозную чушь...
— Разве это чушь?
Я поднял глаза, смерив ее снисходительным взглядом.
— Да. Да, блядь, это так. Знаки — херня. Бог — херня. Вселенная — херня. Все это херня.
— Ты снова защищаешься, — многозначительно сказала док.
— Нет. Я не защищаюсь. Я честен. Ни у кого из нас нет плана, разработанного для нас каким-то всемогущим, мифическим существом. Мы все — ошибки на этой недоработанной планете, плывем по течению своей жизни, состоящей из хорошего и плохого дерьма, пока не умрем. Конец.
— Это очень мрачно, тебе не кажется?
Я фыркнул и запрокинул голову назад, чтобы оценить потолок.
— Блейк не может быть без мрачняка, — пробормотал я себе под нос.
— Что?
— Ничего.
С побежденным вздохом доктор Траветти бесцеремонно швырнула свой блокнот на кофейный столик и сказала:
— Я хочу, чтобы ты прочел то, что я написала.
— О, у меня есть твое разрешение? — снисходительно спросил я.
— Да. — Жестом она указала на блокнот, и я наклонился вперед с ухмылкой, которой не очень-то гордился.
Черт возьми, я действительно защищался и не гордился этим. На самом деле я чувствовал себя ребенком. Но она задела за живое этим дерьмом о Боге. Слабые и отчаявшиеся уповают на Бога, а реалисты видят мир таким, каков он есть. Это угнетает? Конечно, но такова жестокая и трагическая реальность, что некоторые дети рождаются идеальными, полными потенциала и перспектив, только для того, чтобы их проблемный брат украл все это.
Со скучающим вздохом я посмотрел на страницу, и там жирным черным шрифтом было написано: «Почему он не дает себе шанс?». Вопрос был обведен кружком раз, другой и подчеркнут, как будто ответ на этот единственный глупый вопрос был целью жизни хорошего доктора.
Я снова посмотрел на дока и спросил:
— Что ты хочешь, чтобы я сказал на это?
Она уронила ручку на колени.
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне, почему ты так живешь. Почему так злишься. Почему не позволяешь себе жить своей чертовой жизнью.
— Я уже говорил тебе, мой бр...
— Знаю, ты во многом винишь Джейка, и, возможно, эта вина в какой-то степени оправдана. Но ты не единственный, кто оказался в подобной ситуации, Блейк, и многие из этих людей живут так, как могут. Так что же такого в твоей ситуации, что отличает тебя от них? Почему тебе так трудно жить?