Синий воин (ЛП)

— В какое именно?

Кислый привкус появился у меня во рту, когда я выдавил:

— В интернат для проживания людей с особыми потребностями или еще куда-нибудь.

Доктор Траветти посмотрел на меня с беспокойством и сочувствием.

— Ты не согласен.

— Нет, я ни хрена не согласен.

— Почему?

Я вцепился руками в кожаные ручки кресла.

— Потому что с ним все в порядке! Ему нравятся его учителя, ему нравится сад. Ему нужен распорядок дня, а у нас он есть, и я не знаю, что, черт возьми, с ним случится, если он изменится.

— Ты больше беспокоишься о нем или о себе?

— Что? — встал я на дыбы, пораженный. — О нем!

— Ты уверен в этом?

Я подался вперед, упираясь локтями в колени, и указал на добрую докторшу, на ее брючный костюм и на ее всезнающий ротик.

— Не делай вид, что ты разбираешься в этом лучше меня, док, ясно? Я знаю Джейка лучше, чем кто-либо другой. Я знаю, что ему нужно, я знаю, чего он хочет, и я знаю, как с ним обращаться. Я нужен ему, ясно? А не какие-то гребаные незнакомцы в заведении, которые будут относиться к нему как к обузе. Я нужен ему.

Я откинулся на спинку кресла и сложил дрожащие руки на коленях. Я перевел взгляд на окно и окружающий мир. На солнечный осенний день и пешеходов, вольных жить своей жизнью так, как они считают нужным.

— Блейк.

— Да, док? — Голос застрял у меня в горле, и мне захотелось вцепиться в свою плоть, чтобы унять зуд. Почувствовать что-то еще, кроме этой безжалостной боли в сердце, от которой было чертовски больно.

— Давай кое-что сделаем, хорошо?

Я ухмыльнулся, глядя на небо.

— А разве это не противоречит правилам, когда врач что-то делает с пациентом?

— Очень смешно, — проворчала она. — Нет, серьезно, давай попробуем сделать упражнение.

— Ага, супер. Я сыграю.

— Превосходно. Хорошо. Я задам тебе вопрос, а ты ответишь первым, что придет в голову.

Я рассмеялся.

— Чем это отличается от того, что мы всегда делаем?

— Тем, что ты хоть раз не будешь обдумывать свои ответы.

Я вздохнул и отвернулся от окна, устремив свой взгляд на нее.

— Ладно, хорошо. Давай сделаем это.

Док взяла ручку и провела кончиком по бумаге.

— Почему ты ненавидишь религию?

— Всего неделю или около того назад ты спрашивала меня, почему я ненавижу своего брата. Теперь ты обвиняешь меня в ненависти к религии. Может, это ты здесь такая ненавистная, док?

В изнеможении она опустила ручку на бумагу.

— Ты ненавидишь своего брата?

— Нет.

— Ты ненавидишь религию?

— Да.

— Значит, дело не просто в том, что ты ни во что не веришь, это ненависть.

Я кивнул.

— Да.

— Почему?

И вот, я сказал ей, что добрый, справедливый бог никогда бы не допустил, чтобы с таким талантливым и замечательным человеком, как Джейк, произошел ужасный несчастный случай. Что бог, изображенный таким праведным и справедливым, вместо этого наказал бы меня, паршивую овцу. Доктор Траветти не ожидала такого ответа, ее удивление было заметно по широко раскрытым глазам и слегка приоткрытым губам. Я хотел спросить, что, по ее мнению, должен был сказать. Что у меня было ужасное воспитание в Церкви? Что мои родители запихивали мне в глотку Господа и Его книгу до тех пор, пока я не мог произнести ни одного отрывка, не поперхнувшись собственным языком?

— Значит, ты винишь Бога в том, что случилось с Джейком.

— Нет, — поправил я ее, подняв палец. — Я не верю, что бог существует. Я должен во что-то верить, чтобы обвинять его или ее, или кто это там.

— Но твое неверие проистекает из ненависти и злости.

— Какое это имеет значение?

Доктор Траветти покачала головой.

— Не имеет. Я просто хочу убедиться, что все понимаю правильно. Итак, поскольку ты не можешь винить Бога в том, что случилось с твоим братом, потому что Бога не существует, ты винишь себя.

— Винить можно только меня, док, — согласился я, кивнув. — Это все моя вина. Во всем.

— Когда это началось?

— Началось? — рассмеялся я, мрачно и горько. — Док, из-за меня произошел этот гребаный несчастный случай, который...

— Нет, это я поняла. Но в какой момент ты решил, что будешь наказывать себя до конца своих дней?

Я зажал нижнюю губу между зубами и сильно прикусил. Вкусовые рецепторы ощутили привкус меди, когда я замешкался с ответом. Доктор Траветти наклонилась вперед и встретилась со мной взглядом.

— Блейк, что случилось?

Я встал, стараясь не смотреть ей в глаза, и прошелся по комнате.

— Не было ни одного поворотного момента, док. Молния не ударила в один прекрасный день, и я просто решил, что буду несчастным до конца своей гребаной жизни. Это был просто, не знаю, сборник дерьма, которое продолжало накапливаться. Я понял, что моя мать все время злится, а отец больше не может даже смотреть на Джейка.

Я повернулся к ней с меланхоличной улыбкой.

— До аварии они были совсем другими, они были потрясающими, но одно глупое решение все изменило. И это было моих рук дело, понимаешь? И все это казалось таким неправильным. Я рос, а он — нет. У меня была девушка, а у него никогда не было. Я закончил школу, а он не мог вспомнить элементарное сложение и вычитание. Я научился водить машину, а он едва мог ездить на хреновом велосипеде.

— Ты превосходил его, — мягко оценила она.

Я повернулся к ней, раскинув руки в стороны.

— Да! И как, блядь, это справедливо? Почему я должен жить своей жизнью, если он из-за меня не может жить своей? Это гребаное дерьмо!

Я опустился обратно в кресло.

— Люди всегда говорили мне, что это круто, что у меня есть близнец, что это так здорово, что у меня есть кто-то, кто выглядит так же, как я, и постоянно знает, о чем я думаю, или еще какую-нибудь хрень в этом роде. Но потом он пострадал, и теперь, когда люди знакомятся с ним, все, что я получаю, — это сочувствие. Типа, «бедный Блейк, посмотрите, с чем ему приходится жить. Этот парень выглядит так же, как он, но все равно ссытся в гребаную постель». Люди по-прежнему сравнивают нас, как и раньше, но, черт возьми, сравнивать больше не с чем. И вот тогда я начал это понимать... иногда это ужасно — быть близнецом, и если бы я никогда не облажался... если бы я никогда даже не существовал… у него был бы шанс побороться. — У меня перехватило горло и голос сорвался. Черт возьми, неужели я действительно собирался плакать?

Доктор Траветти отложила ручку и сложила руки на коленях.

— Я думаю, на сегодня мы сделали достаточно, — заключила она самым разочаровывающим образом из всех возможных.

Я чуть не хихикнул и не закатил глаза, потому что после такого выступления я надеялся на большее. Аплодисменты, слезы — что-то в этом роде.

— Но, Блейк?

— Что, док?

— Это был самый важный сеанс, который мы когда-либо проводили; и я хочу, чтобы ты это осознал. Ты приходил ко мне годами, и никогда мы не добивались такого прогресса, как сегодня.

— О, я так взволнован, — сухо пробормотал я.

— Ну, ты можешь язвить сколько угодно, но я действительно рада. Я имею в виду, взволнована, — искренне улыбнулась мне док, и я постарался ответить ей тем же.

— Ну, док, — я встал и откинул волосы со лба, — это было...

— У меня есть для тебя задание на эту неделю.

Я уставился на нее, разинув рот.

— Ты теперь даешь мне домашнее задание?

— Да. — Ее губы растянулись в легкой улыбке. — Я хочу, чтобы ты нашел Одри и пригласил ее на свидание.

Я вытаращился на эту ухмыляющуюся женщину.

— Какого хрена? Зачем мне это делать?

— Потому что она тебе нравится.

— Это чертовски глупая причина, — проворчал я, закатив глаза.

Доктор Траветти склонила голову набок и искренне посмотрела мне в глаза.