— Да, хорошо.
— Я просто хочу сказать, что, возможно, ты мог бы встретить девушку.
— Ты понятия не имеешь, встретил я уже девушку или нет, — осмелился заметить я, и какого фига? Зачем я это сделал? Интересно, что бы сказала по этому поводу доктор Траветти в понедельник.
На лице мамы отразились удивление и надежда.
— Неужели?
Я скрестил руки на груди и пожал плечами.
— Я видел эту женщину пару раз, — честно ответил, правда не раскрывая контекста, в котором я ее видел.
— Ого, — сказала мама, явно ошеломленная. В ее голосе слышалось потрясение, и я с трудом пытался найти в нем счастье, которое, как мне казалось, я тоже должен был услышать. — Почему ты ничего не сказал?
Ах, ей было больно.
— Это несерьезно, мама.
— Это достаточно серьезно, чтобы ты додумался упомянуть об этом.
— Я упомянул об этом, потому что ты не хочешь от меня отвязаться, — резко сказал я. — И еще потому, что хотел, чтобы ты знала, что я вполне способен знакомиться с людьми, даже когда рядом Джейк.
Она закрыла глаза и устало покачала головой.
— Ладно, Блейк, — вздохнула мама, отстраняясь от меня.
А потом ушла.
* * *
— Ты пришел!
Одри устремилась ко мне. Ночь была холодная, и какой бы топ она ни надела, он был скрыт под ее ярким белым пальто. Мне стало интересно. Какого цвета была ее рубашка? И видна ли в ней бабочка, которую я набил на ее груди? Могу ли я разглядеть очертания ее лифчика? И был ли он вообще на ней?
Интересно, что бы Одри сказала, если бы узнала, какие мерзкие мысли роились в моем скудном умишке. Интересно, что бы она сделала.
— Конечно, — ответил я, не зная, что делать. Должен ли я обнять ее? Поцеловать ее в щеку?
Не дав мне ни секунды на раздумье, Одри взяла меня за руку и повела к лестнице, ведущей в подземный клуб. Контраст наших курток — черной кожи и нежно-белого — был разительным и настораживал. Мы были Инь и Ян, уравновешенными, и впервые, с тех пор как встретил ее, я задумался, может ли это быть хорошо.
Зайдя внутрь, она направилась к списку читателей.
— Так, впиши свое имя первым, — распорядилась Одри, протягивая мне ручку.
— Почему ты не можешь быть первой? — спросил я, скептически глядя на шариковую ручку.
— Потому что я хочу убедиться, что мы оба читаем, — рассудила Одри с ободряющей улыбкой. Она настойчиво пыталась вложить ручку в мои пустые руки. — Ну же, Блейк. Не заставляй меня ждать.
Она улыбалась мне, не обращая внимания на мой хмурый взгляд, пока я пялился на ручку в ее руке. Наконец, с недовольным вздохом взял ручку и быстро нацарапал свое имя в первой пустой строке.
— Ты можешь написать и мое имя тоже, — сказала Одри, не переставая улыбаться, и я поднес кончик ручки к строчке под своим.
Одри смотрела, как я нацарапал ее имя своим фирменным небрежным почерком. Мама всегда называла это «каракулями». Она всегда считала, что я должен писать аккуратнее, но Одри сомкнула губы, спрятав зубы, а улыбка стала еще более задумчивой.
— Мне нравится, как ты пишешь мое имя, — сделала она комплимент.
— А? — Я отложил ручку и засунул руки в карманы джинсов.
— У тебя такой красивый почерк. — Одри коснулась пальцами засохших чернил и провела ногтем по букве «О».
Я не смог удержаться от смеха.
— Моя мама его ненавидит, — признался я. — Она всегда жалуется, что он слишком неаккуратный.
Одри подняла голову и с улыбкой посмотрела мне в глаза.
— Неаккуратное может быть красивым.
Это простое утверждение сразу напомнило мне о тех дурацких цитатах, за которыми девушки приходили в салон. Но это было что-то другое, не похожее на то, что она прочитала в Интернете. Это было похоже на то, что было написано на месте и сделано специально для меня.
Одри считала мой почерк красивым, но считала ли она красивым меня? Это казалось маловероятным, но также маловероятно было и то, что я шел по поэтическому клубу с ней под руку и искал свободный столик, чтобы присесть. Она смотрела на меня так, словно я был чем-то большим, чем казался на самом деле, — галантным героем или благородным джентльменом. На мгновение я решил сыграть роль, в которую она, казалось, втиснула меня, и пододвинул ей стул.
— Спасибо, — с благодарностью сказала Одри, снимая пальто и обнажая светло-голубой топ. Украшенный кружевами, он облегал ее руки, а подол распускался и свободно свисал вокруг ее узких бедер. Облегающие джинсы хорошо дополняли образ, подчеркивая длину ее ног и туфли на каблуках.
Если бы я смотрел слишком долго, то задался бы слишком большим вопросом. Какого черта она делала здесь со мной? Черт, какого хрена я делал здесь с ней?
— Ты выглядишь так, будто хочешь сбежать, — тихо произнесла Одри, вешая пальто на спинку стула.
Неужели это было так очевидно? Я выдавил из себя страдальческую улыбку и, не отвечая на ее вопрос, спросил:
— Хочешь что-нибудь выпить?
Улыбка Одри немного угасла.
— Эм... наверное, «Манхэттен»? — Ее голос звучал извиняющимся, и я вспомнил, что она не знакома с заказом напитков. — Что ты собираешь заказать?
— Наверное, джин с тоником. Или, может быть, «Олд Фэшн»10.
Одри улыбнулась.
— А может, ты просто принесешь мне то, что закажешь?
— А если тебе не понравится?
Она слегка пожала плечами.
— Как я могу знать, нравится ли мне что-то, если не попробую?
Я медленно кивнул головой.
— Хорошая мысль. Я сейчас вернусь, — и направился к бару.
Я заказал два джин-тоника и стал ждать, пока их приготовят. И каждые две секунды ловил себя на том, что оглядываюсь в сторону столика, чтобы проверить, как там Одри. Чтобы убедиться, что она все еще здесь. Чтобы напомнить себе, что все это реально. Я провел рукой по пересохшим губам и покачал головой.
— Вы в порядке, босс? — спросил бармен, протягивая два стакана в мои руки.
— Да, все хорошо, — сказал я ему, оставив на стойке несколько купюр и взяв стаканы. — Спасибо.
Но мне было нехорошо. Я был потрясен и отрицал, ожидая, что она признает, что все это было шуткой, тщательно продуманной инсценировкой. Может быть, это был эксперимент, который проводила добрый доктор, чтобы посмотреть, как я отреагирую в данной ситуации. Все это — экстравагантный сценарий ролевой игры, о котором я не подозревал.
Я вернулся к столу и поставил перед ней бокал, прежде чем сесть на стул рядом с ней. Одри мило улыбнулась и поблагодарила меня за напиток. Я кивнул и поднес свой бокал к губам, но прежде чем успел сделать глоток, она спросила:
— За что мы выпьем?
Я позволил себе легкую усмешку в ответ на этот вопрос.
— Нам не нужно ни за что пить.
— Ты много пьешь?
Я обдумал вопрос, а затем покачал головой.
— Не очень. Наверное, пару раз в неделю. А что?
— Тогда это особый случай, — заявила Одри. — Значит, мы должны за что-то выпить.
И я действительно задумался. Поэтому опустил свой бокал и поджал губы, игнорируя бормотание поэта, который в данный момент находился на сцене. Покачав головой, я признался:
— У меня нет вариантов.
Одри постучала пальцем по моему запястью и сказала:
— Я знаю. Мы должны выпить за нас.
— За нас? — Это слово неприятно отозвалось у меня на языке. Мы — это как будто мы были чем-то одним, вместе, а это было не так. Не было никаких «нас».
Но Одри уверенно кивнула.
— Да, нас. Лучших близнецов.
Одри по-прежнему улыбалась своей яркой улыбкой, но в этих словах была какая-то тьма, которая вязла между буквами и связывала их, объединяя. И это было то, что я понимал. Темнота. Я процветал в ее тенях и хорошо знал ее глубокие уголки.
— Что это значит? — спросил я, скрестив руки на груди и забыв о своем напитке.
Одри пожала плечами и обхватила бокал своими наманикюренными пальчиками.
— Ты знаешь, что я имею в виду, Блейк.