Я представил, как буду жить без Джейка. Представил, что он ушел, и не в том смысле, о котором говорили мои родители, а реально ушел. Однажды я уже чуть не потерял его, но Джейк был упрям. Он не хотел умирать. Вместо этого тот остался рядом, и, несмотря на все трудности, я бы предпочел такую жизнь, чем вообще без него.
От этой мысли меня сразу же передернуло, и я тряхнул головой, прогоняя ее.
— Но тогда... — Одри заколебалась и скептически посмотрела на меня. — Ты обещаешь не смеяться?
— Конечно, — пожал я плечами.
— Я не уверена, что верю тебе.
Я фыркнул.
— Ну и ладно. Тогда не говори мне, — вырвав свою руку из ее хватки, я продолжил идти по улице с грубостью, которой не гордился, и Одри поспешила за мной, чтобы не отстать.
— Хорошо, я расскажу тебе, — легко уступила она. — Однажды утром я проснулась, а на моем подоконнике сидела бабочка.
Я слышал об этом: люди видели бабочек и думали, что это гости с того света. Послание. Знак. Это была еще одна вещь, которую люди говорили себе, чтобы привнести в свою жизнь крошечную толику комфорта. И я, конечно, понимал это, но это не мешало всему этому звучать совершенно абсурдно.
— Ясненько, — пробормотал я, не желая больше ничего говорить, опасаясь, что могу рассмеяться ей в лицо.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала Одри. — Ты думаешь, что я сумасшедшая.
— Не сумасшедшая, — поправил я.
— Я не искала знака от своей сестры, — непреклонно настаивала она.
— Конечно. Я понимаю.
— Нет. — Одри с неожиданной силой схватила меня за руку и повернула лицом к себе. — Ты не понимаешь и не слушаешь.
— Прекрасно, — пробормотал я, глядя в ее глаза, темно-синие в темноте. — Итак, расскажи мне.
— В то утро я проснулась и обнаружила бабочку на подоконнике своей спальни, — сказала она с твердым и серьезным выражением лица. — Мое окно было приоткрыто, в верхней части сетки была маленькая дырочка, которую я месяцами умоляла отца заделать, и каким-то образом эта бабочка смогла пробраться через дырку и оказаться на подоконнике в моей комнате.
— Хорошо, — кивнул я, все еще не впечатленный.
Вот чем они занимались, религиозные люди. Верующие люди. Они пытаются убедить тебя в том, что ты знаешь, что это не так. Они пытаются склонить к своей позиции слепой веры во что-то, что может быть таким же невозможным, как единороги или русалки. Именно поэтому у нас с Одри ничего не могло получиться, именно поэтому весь этот вечер был плохой идеей, и все же я продолжал стоять рядом с ней, а она смотрела на меня с таким напряжением, что, если бы она смотрела достаточно долго, я бы поверил в Пасхального кролика12.
— Это была эта бабочка, — выдавила Одри и оттянула вырез своего топа, чтобы показать татуировку, которую я ей сделал. Она постучала пальцем по черно-белой половинке, и я покачал головой.
— Хорошо?
— Это был черный Ласточкин хвост13, — продолжила она. — Я никогда не видела таких вживую, это была любимица Сабрины, и так получилось, что она появилась на моем подоконнике в тот день, когда я впервые за много лет проснулась с любовью к Богу в сердце. Ты не думаешь, что это что-то значит?
Я пытался найти правильные слова, чтобы осторожно затронуть тему, которой мы оба были увлечены, но находились по разные стороны баррикад.
— Я думаю, это очень приятное совпадение, — сказал я ровным тоном.
— А то, что я записалась к тебе на прием за день до этого, тоже совпадение?
— Ага, — невозмутимо заявил я, вырывая свою руку из ее хватки.
Я все еще был пьян, но уже чувствовал, что действие алкоголя ослабевает. Потому что слишком много чувствовал, слишком много думал, и мне нужно было что-то, чтобы отвлечься от этого гребаного разговора. Я отвернулся от Одри и снова зашагал, волоча по тротуару затекшие ног. Когда она спросила, куда я иду, то не ответил. Мне не хотелось произносить это вслух. Но я шел домой и брал ее с собой.
* * *
— У тебя такой милый дом, — прокомментировала Одри, когда мы шли по мощеной дорожке к входной двери.
— Спасибо, — хмыкнул я, хотя никогда бы не использовал это слово для описания своего дома.
Я похлопал себя по карманам в поисках ключей.
— Ты положил их в карман, — негромко сказала она, и я засунул руки в карманы куртки. Одри покачала головой. — Нет, они...
Она протянула руку, чтобы дотронуться до одного из передних карманов моих джинсов, но тут же отдернула руку.
Я засунул руку и нашел их там.
— Спасибо, — пробормотал я, вставляя ключ в дверь.
Это был старый дом, построенный в одна тысяча восемьсот семидесятом году. Я не верил в привидения и в то, что такая глупость, как старый дом, может служить им убежищем, но мне нравилась его история. Нравились скрипы и стоны половиц, то, как они прогибались под моими ногами. От него веяло воспоминаниями об ушедшем времени и потерянных жизнях. Я мечтал об этом, с тех пор как много лет назад переехал в старую квартиру на Эссексе, и как только у меня появилось достаточно денег, купил это место.
Помимо Джейка и татуировок, дом был одной из немногих вещей в моей жизни, которые меня по-настоящему волновали, и я чувствовал, что это заметно. Он был чистым, заново покрашенным. Петли были смазаны маслом, а бытовая техника — новой. Но сейчас, глядя, как Одри переступает порог гостиной, я почему-то почувствовал себя запятнанным. Запятнанным, как пятна на ее белом пальто. Недостойным.
Я судорожно вздохнул и прошмыгнул мимо нее на кухню, где хранил свое бухло. Алкоголь был там только потому, что родители и родственники время от времени дарили мне бутылку на Рождество, но я редко пил. Большинство бутылок оставались запечатанными, и, вероятно, их срок годности истек. Но сейчас я разглядывал полку с разноцветным стеклом в поисках чего-нибудь, что могло бы еще больше разрядить обстановку этой хреновой ночи.
Одри медленно вошла следом за мной. Ее шаги были легкими и едва слышными на кухонном кафеле, если не считать легчайшего постукивания каблучков. Ее шаги шепотом предупреждали меня о ее приближении. Ближе, ближе, ближе...
— Что ты пьешь?
Теперь она стояла прямо за моей спиной. Я сделал еще один вдох, контролируемый и глубокий, и достал с полки бутылку виски «Файерболл»14. Я поднял бутылку над плечом, чтобы показать ей этикетку.
— Корица? Звучит интересно.
— Это вкусно, — сказал я ей, доставая пару бокалов из ближайшего шкафчика. И тут, открыв бутылку, я понял, каким самонадеянным мудаком был. Выпивка была нужна мне, а не ей, и все же я предположил это и взял второй стакан. — Хочешь?
— Конечно, — весело ответила Одри.
Я налил в ее бокал совсем немного, она не собиралась оставаться и должна была вернуться домой. Слишком сильное опьянение — верный путь к катастрофе, как ни крути, поэтому я помнил об этом, наливая немного в свой.
Я повернулся и вложил ее бокал в протянутую ладонь.
— Спасибо, — мягко поблагодарила Одри и тут же поднесла бокал к губам.
Я смотрел, как она пьет, и думал о том, какие у нее красивые губы. Сделав глоток, Одри сжала губы, наслаждаясь вкусом. На ее нижней губе осталась капелька виски, и я бы с жадностью полакомился ею, если бы Одри не высунула язык, чтобы слизать ее, пока я стоял там, как извращенец-вуайерист.
— О, вау, — промурлыкала она, глядя в бокал с янтарной жидкостью. — Это так вкусно.
Ее глаза встретились с моими, и Одри выжидающе посмотрела на меня. В ее льдисто-голубых глазах было смешанное выражение пристального внимания и неуверенности, от которых серебрились искорки, а когда она сглотнула, постепенное движение ее горла показало, что она нервничает. Я возбуждал в ней страх и опасность, и разве это не было охренительно забавно? Во мне не было ни черта устрашающего или опасного, но вот она стояла передо мной, изображая храбрость, скрывая за ней тревогу.