— Понимаю, — мягко ответила она, кивнув. — Это обычное дело. Я думаю, иногда родители могут быть благодушны к таким вещам. И обычно это происходит не из-за отсутствия заботы, а из-за недостатка знаний. Не говоря уже о том, что это так ошеломляет.
— Именно, — пробормотал я, поджимая губы и кивая головой в знак согласия.
— Итак, я предполагаю, что ты сейчас примерно в таком состоянии.
— Какой была твоя первая подсказка? — Вопрос прозвучал хрипло, словно я выдавил его сквозь зубы.
— Я всего лишь спросила, какая у тебя мама, — рассмеялась Одри, сразу же разрядив обстановку, и я покачал головой, борясь с непобедимой улыбкой.
— Извини. Щекотливая тема.
— Я понимаю, — сказала она, и я каким-то образом понял, что она именно это имела в виду.
— В любом случае... моя мама — хороший человек. У нее хорошие намерения.
«В большинстве случаев».
Одри улыбнулась, приглаживая волосы.
— Ну, как бы то ни было, я думаю, у нас получились бы прекрасные дети.
Я фыркнул, пораженный таким резким заявлением.
— О, ты так думаешь, да?
— О, да, — настаивала она, собирая волосы в хвост. — Я имею в виду, твой цвет кожи и мои глаза? Они должны быть великолепны.
Я посмотрел на ее глаза при этом упоминании и, хотя не хотел этого говорить — я никогда не смог бы этого сказать, — знал, что она права.
* * *
— Блейк, здесь полный разгром, — оценила мама, уперев руки в бока. Она осматривала гостиную, пока я носился по ней, беря то стакан, то подставку, пытаясь в спешке стереть из памяти события прошлой ночи. — Надо было взять с собой «Клорокс» и «Свифферс»16.
— Все не так уж плохо.
И это действительно было не так. Возможно, это был не тот идеальный вариант, который она предпочитала, но могло быть и хуже.
— Что ты делал вчера вечером? — поинтересовалась она, проходя на кухню.
— Ходил в клуб, вернулся домой, выпил и лег спать.
Все это не было ложью, сказал я себе, и не было необходимости рассказывать о том, что я был не один.
— Хм...
Это был короткий звук, окрашенный скептицизмом, и я закатил глаза, нагнувшись и подобрав с пола подушку. Бросив ее обратно на диван, заметил что-то вроде отблеска света на кофейном столике и пригляделся повнимательнее.
Ожерелье Одри. Ее крестик.
Мое сердце пустилось в галоп, когда я задался вопросом, когда она его сняла? И не мог вспомнить. И мне казалось, что я бы точно заметил, ведь так пристально смотрел на нее прошлой ночью. Но при ближайшем рассмотрении заметил, что цепочка, тонкая и серебряная, не расстегнута, а сломана. Должно быть, она упала с ее шеи, и никто из нас этого не заметил. У меня в груди все забилось с пугающей скоростью при мысли о том, что это могло значить, если это вообще могло что-то значить. Я представил себе ее бога, потустороннего и могущественного, восседающего на своем троне и наказывающего ее за то, что она провела ночь с таким дьяволом, как я. Один взмах его всемогущей руки — и ожерелье отправлено на кофейный столик и оставленное там служить дурным предзнаменованием, предупреждающим знаком.
Я сглотнул, когда кровь застыла у меня в жилах и устремилась к моему хрупкому сердцу. Мне не хотелось прикасаться к этой проклятой хреновине. Я боялся, что моя плоть сгорит, а кости сломаются. Но, кроме того, была моя мать, и если бы она увидела эту чертову штуку, вопросы, которые она бы задала, сломали бы меня сильнее, чем какой-нибудь тупой кусок металла.
Я стащил эту хрень со стола и сунул в карман. Моя кожа осталась невредимой. И я смутился от собственного вздоха облегчения.
Джейк вошел в комнату из коридора, держа в одной руке айпод, а в другой — огромные наушники. Он решительно направился ко мне и потребовал:
— Включи песню «One Foot».
— О, Джейки. Хватит уже. Пожалуйста, — устало пробормотала мама.
Я взял айпод и посмотрел в ее сторону.
— Что?
— Это все, что я слышала со вчерашнего дня. Он хочет, чтобы я поставила песню «One Foot», а я понятия не имею, что это вообще значит. И никогда не понимала, о чем он говорит.
— Это «Walk the Moon», мам, — пробормотал я, пролистав его коллекцию песен и нажимая «плей». Я взял наушники и надел их ему на уши. — Вот так, приятель.
С довольной ухмылкой и прокричав «спасибо», Джейк направился обратно в свою комнату, все время покачивая головой. Мама была не так довольна, когда вернулась в гостиную и встала рядом со мной.
— Я правда не понимаю, как ты это делаешь.
— Что делаю?
— Так с ним обращаться. Я не могу достучаться до него так, как ты, и это чертовски меня раздражает.
На какую-то долю секунды я подумал, не это ли было причиной того, что она хотела поместить его в интернат. Чтобы наказать меня, забрав его, лишив меня единственной цели, которую я когда-либо по-настоящему находил в своей жизни. Но отогнал эту мысль. Она бы так со мной не поступила. Моя мать не очень понимала меня, но не была из-за этого жестокой.
Я виновато пожал плечами.
— Просто так получилось.
— Это близнецовая связь или что-то в этом роде, я понимаю, но это не делает ситуацию менее несправедливой. Я его мать, но никогда не знаю, что, черт возьми, с ним делать.
— Ты могла бы позвонить мне, — напомнил ей, и она отмахнулась от этой мысли легкомысленным взмахом руки.
— Я уже говорила тебе, что не хочу зависеть от тебя. Тебе нужна своя собственная жизнь.
Это было забавно. Не так давно мы уже говорили об этом, о том, что я должен жить больше для себя и меньше для Джейка. Тогда я защищался и отбросил саму идею. Но теперь задумался о том, возможно ли вообще иметь жизнь без Джейка. Мне потребовалась всего секунда, чтобы осознать, что изменилось с тех пор, когда я почувствовал, как серебряный крестик, лежащий у меня в кармане, согревает мне ногу.
Это была Одри. Вот что произошло. И я не был уверен, как к этому относиться.
Глава шестнадцатая
— Ты сегодня выглядишь по-другому, — заметила доктор Траветти, садясь и поправляя штанины на ногах.
— Да, ты тоже, — прокомментировал я, жестом указывая на нее. — У тебя волосы распущены.
Она слегка рассмеялась и коснулась кончиков своих каштановых волос длиной до плеч.
— Сегодня слишком холодно, чтобы их собирать.
— Хм, — хмыкнул я и задумчиво кивнул. — Сегодня очень красиво.
Ее взгляд смягчился.
— Красиво, да?
— Да, черт возьми. Сегодня действительно чувствуется осень. Прохладно, свежо... — Я посмотрел в сторону окна, кивнув подбородком. — Охренительно красиво.
Доктор Траветти положила планшет на колени и начала что-то писать. Я сел ровнее, вытянул шею и попытался разглядеть, что она пишет. Поймав меня на подглядывании, док ласково улыбнулась и покачала головой.
— Не будь таким параноиком, — мягко отругала она.
— Я не параноик. Просто любопытно.
— Угу, — укорила она. Док писала еще несколько секунд, прежде чем опустить ручку. — Расскажи мне, как прошли твои выходные. Чем занимался?
Я стиснул зубы, когда передо мной предстали все возможные варианты. Я мог бы держать себя в руках и хранить все секреты о своих выходных в маленьком ящичке эгоизма. Но почему-то мне казалось, что должен рассказать ей об этом. В конце концов, именно док подбадривала меня. Именно она выслушивала мое неустанное бормотание и ворчание на протяжении последних нескольких лет.
— Я встречался с Одри, — признался я, и это признание заставило меня опустить взгляд к коленям.
Доктор Траветти была явно взволнована, что выразилось в хлопанье в ладоши и радостном визге.
— Блейк! Это великолепно!
— Ух ты, не надо так волноваться, — неловко рассмеялся я. — Я не просил ее выйти за меня замуж или еще какую-нибудь хрень.