Шейн кивнул, и на его лице медленно появилась ухмылка.
— Значит, на самом деле ты хотел стать татуировщиком, чтобы исправлять дерьмовые татуировки своего дяди.
Я рассмеялся и наклонил голову.
— Ну, надо же с чего-то начинать, верно?
— Точно, братан. Точно.
Шейн быстро взглянул на лист с вопросами, лежащий перед ним.
— Итак, твои работы очень своеобразны, у тебя определенно есть свой стиль. Кто-нибудь оказал на тебя влияние?
Я потягивал чай, обдумывая вопрос.
— Знаешь, — сказал я, отставляя чашку, — я никогда особо об этом не задумывался. Всегда просто делал что-то свое, понимаешь, о чем я? Но теперь, когда ты спросил, я думаю, что во многом мой стиль сформировался из-за моей любви к этому городу и его общей жутковатости, а также из-за некоторых графических романов, которые читал, когда был моложе. Я был большим поклонником готики. Знаешь, «Ворон», «Песочный человек»… мне нравилась эта хрень, а потом, когда по «Ворону» сняли фильм, я забыл об этом. Мрачность в сочетании с готическим романтизмом... я проглотил этот отпад.
— Вообще-то, раз уж ты об этом заговорил, я определенно вижу это влияние в твоих работах.
— Да, чувак. Мне это чертовски нравится.
Он рассмеялся.
— Хотя, чел, я должен быть честен. То, что ты упомянул романтизм, похоже на гребаный оксюморон.
Я не смог сдержать смех, вырвавшийся из моей груди.
— Ты называешь меня непривлекательным?
Си перевела взгляд на меня и ухмыльнулась.
— Ты жесткий, — подколола она.
Шейн положил ладонь на ее руку, и я подумал, что от этого прикосновения ее глаза вот-вот выскочат из орбит.
— Нет ничего плохого в том, чтобы быть жестким, — сказал Шейн ей, прежде чем снова переключить свое внимание на меня. Но он не убирал руку с ее руки. — Нет, чувак. Ты просто... эээ... ты крутой, скажем так, а когда ты говоришь о романтике, ты становишься мягче. Это не то, чего я ожидал, но это неплохо.
Интервью продолжилось вопросами о моих любимых художниках и предпочитаемых марках чернил. Все они были достаточно невинными, и ничто не заставило мое сердце трепетать от сдерживаемого беспокойства. Но когда стало ясно, что мы заканчиваем, Шейн задал вопрос, от которого у меня напряглись челюсти и сжались кулаки.
— Что ж, Блейк, это было потрясающе, и я очень ценю это. Прежде чем
отпущу, не мог бы ты рассказать нашим читателям о своих планах на будущее? Есть ли вероятность, что ты откроешь собственное заведение или отправишься в турне?
Очевидный ответ был достаточно прост: три маленькие буквы и один короткий, легкий слог: нет. Но, сидя в кресле, в окружении клиентов «Чай Джоли», Си, Шейна, я понял, что не хочу говорить «нет». Не хотел захлопывать дверь перед своим будущим, когда я даже не дал ему возможности расцвести. Убьет ли меня честность? Не причинит ли мне боль признание того, чего я хочу, без того, чтобы моя ответственность перед братом встала на пути?
Сердце бешено колотилось, когда я пожал плечами. На шее выступили капельки пота.
— Ну, я бы хотел когда-нибудь открыть свое собственное заведение. Это всегда было моей мечтой. Это всегда было целью.
Взгляд Селии метнулся от ладони Шейна, все еще лежащей на ее руке, к моему лицу за считанные миллисекунды. Она не ожидала такого ответа — да и кто бы ожидал?
— Чел, это было бы офигеть как круто, — ответил Шейн, кивнув.
— Ага, — согласился я, кивая.
Я почувствовал, что отступаю назад, нуждаясь в том, чтобы закрыть окно, которое позволил себе распахнуть.
— Но знаешь, посмотрим, что будет. Планы всегда могут измениться.
Шейн убрал телефон в карман и протянул руку через стол, предлагая свою руку.
— Спасибо тебе за это, братан.
Я хлопнул его по ладони и пожал.
— Без проблем.
— В эти выходные я приглашу сюда своего фотографа, чтобы он сделал несколько снимков, и мы подготовим материал для декабрьского номера. Надеюсь, ты понимаешь, что в Новом году у тебя будет чертова тонна новых клиентов.
Я невесело усмехнулся.
— Я с нетерпением жду этого, — ответил я, сказав лишь половину правды.
— А насчет открытия собственного заведения... — Шейн сжал мою руку и растянул рот в улыбке, после чего продолжил: — Это предначертано судьбой, старик. Ничто тебя не сдерживает, кроме тебя самого.
* * *
Я не мог выбросить эти слова из головы до конца дня.
«Ничто тебя не сдерживает, кроме тебя самого».
Они звучали на повторе, пока я забирал Джейка из сада и готовил ему ужин. Продолжали звучать, пока я бросал испачканные накануне простыни в сушилку и застилал его постель чистым бельем. Они повторялись и повторялись, пока я укладывал его спать и ставил новый диск «Гремлинов», прежде чем отправиться домой.
«Ничто тебя не сдерживает, кроме тебя самого».
Я хотел бы быть одним из тех людей, которых сдерживают их личные проблемы и ментальный барьер. Если бы я только мог просто перебороть себя, преодолеть пресловутую стену и продолжить путь к величию. Но что, черт побери, я должен был делать с навязанной мне жизнью, которая не оставляла мне выбора?
«Но у меня есть выбор», — напомнил я себе. Мои родители дали мне его. Если бы я перестал сопротивляться их предложению поместить Джейка в лечебное учреждение, если бы даже помог им найти такое учреждение, я мог бы начать жить своей собственной жизнью.
— Блядство, — простонал я, закрывая лицо руками и откидываясь на кровать.
Я чувствовал себя предателем из-за того, что думал об этом. Эгоистичным куском дерьма. Этого не должно было случиться. Я не должен был сдаваться или уступать. Не должен был отказываться от него и выбрасывать, как будто Джейк был чем-то, что можно использовать и выбросить. Но было ли это на самом деле отказом, если это помогало?
Вздохнув, я взял телефон и набрал номер мамы. Она ответила на третьем звонке, и я подумал, не разбудил ли я ее.
— Привет, — сказала она. — Ты что-то забыл?
— Нет...
— О, — коротко ответила мама, а затем добавила: — Я не могу вспомнить, когда ты звонил мне в последний раз.
Я на мгновение уставился в потолок, пытаясь вспомнить, когда в последний раз звонил своей матери, но безуспешно.
— Хм. Наверное, ты права.
— Конечно, я права. Я же твоя мама. — Мама говорила таким тоном, который, как я знал, казался ей игривым, но вместо этого получился неприятным и высокомерным.
Я выдавил смешок и пожалел, что не позвонил отцу.
— Ага...
— В любом случае, — продолжила она со вздохом, — что случилось?
— Ну, вообще-то я хотел узнать, как обстоят дела с поиском жилья...
— Для Джейка? — прервала меня мама, подразумевая шок своим высоким тоном. Я не мог винить ее за то, что она была поражена. После моей первоначальной реакции она не решалась снова обсуждать это со мной.
— Да, — неохотно ответил я.
— Ну, мы нашли пару мест, которые решили посмотреть. Твой отец договорился о встрече с директором одного из них на следующей неделе, так что я думаю...
— Я пойду.
— Ты хочешь пойти?
Я кивнул на потолок, подтверждая свою решимость пройти через это.
— Конечно.
— Я надеялась, что ты пойдешь, — призналась мама. — Ты так близок с ним, и я хотела получить твое одобрение, прежде чем мы выберем место.
Слово «выберем» прозвучало как удар под дых, и я раздраженно нахмурился.
— Мы не собираемся выбирать место, мама. Мы собираемся найти...
— Блейк. Ты знаешь, что я имела в виду.