Мне бы хотелось, чтобы мы были здесь одни, без Си, Шейна и комнаты, полной туристов и пьяниц, окружавших нас. Хотелось бы откровенно поговорить о предательских мыслях, крутящихся у меня в голове, и с ней я чувствовал, что могу это сделать. Но не сейчас.
— Ты пьешь? — спросил Шейн, наклонив ко мне подбородок.
— Хз, — пожал я плечами.
Мы отправились в «Рокафеллас» пешком из «Салем Скин», но мне все равно придется ехать домой на мотоцикле. Мне не нравилась идея оставить его на ночь. Это был риск, на который я пошел на прошлой неделе и который не хотел повторять снова.
— Ну же, не оставляй меня пить одного! — Шейн бурно и заливисто рассмеялся, с досадой уронив меню. Он столкнулся плечом с плечом Одри. — А ты, Од?
— Эм... — Одри подняла меню и указала на что-то. — Я думала об этом, но не знаю...
Си приподнялась на своем стуле, чтобы увидеть, на что указывает Одри.
— О! Мартини с карамелью и кукурузой просто невероятен. Возьми его. Тебе понравится.
— Ну, если я возьму что-нибудь выпить, ты тоже должен взять. — Я почувствовал, как носок туфли Одри коснулся моего ботинка. — Только один?
— Хорошо, — согласился я, не в силах отказать ей. Да и как я мог? — Один.
Но один превратился в два, а два — в три, и к тому времени, когда на столе появилась четвертая порция выпивки, я уже не думал о своем моцике. А думал о полусъеденном гамбургере, который лежал передо мной, о ветерке, врывавшемся из открытой двери, и об оживленной атмосфере. Думал о теплом ощущении в животе, о женщине, которая его туда поместила, и о крестике, лежащем около бабочки на ее груди.
Улыбка не сходила с ее губ, а смех добавлял мелодичности ресторанному гулу. Я откинулся на спинку стула, склонив голову набок и прикрыв глаза, просто наблюдая, как Одни разговаривает с Селией и Шейном, как будто она не была чем-то необычным в своем бирюзовом топе и белых джинсах.
— Обожаю это, — заявила Одри, протягивая четвертую порцию мартини с кукурузными конфетами. — Намного лучше, чем «Манхэттен».
Шейн чокнулся своим высоким стаканом светлого пива с крепким бокалом в ее руке.
— Да! На хрен «Манхэттен», — доблестно согласился он, а затем нахмурил брови. — Погоди, мы говорим о городе или о напитке?
— Напитке, — пробормотал я, протягивая свой джин с тоником.
— О, — ответил Шейн, поднося свой бокал к губам. — Тогда это другое дело.
— Что ты имеешь против Манхэттена? — спросила его Си.
— Абсолютно ничего, — рассмеялся Шейн, покачав головой. — Я просто соглашался с ее словами, чтобы быть милым.
Хихикая, Одри встретилась со мной взглядом и пояснила:
— Еще несколько недель назад я никогда не пробовала ничего, кроме «Манхэттена». А потом этот парень, — она потянулась через стол, чтобы взять меня за руку, — познакомил меня с захватывающим миром алкоголя.
Я фыркнул.
— Ты говоришь так, будто я очень много пью.
— Ну, ты пьешь больше, чем я!
Шейн наблюдал за этим разговором с веселым любопытством.
— Подождите, а как вы вообще познакомились?
Мой взгляд упал на татуировку на ее груди, и я указал на нее.
— Во всем этом дерьме я полностью виню эту штуку, — проворчал я, поймав ее взгляд и не в силах сдержать ухмылку.
— Подожди, что? — Шейн присмотрелся, сосредоточившись на изображении, и его глаза расширились от узнавания. — Стоп. Погоди. Ты цыпочка с татухой бабочки?
Румянец на ее щеках стал ярче, когда она потянулась губами к бокалу с мартини.
— Виновна.
Шейн вскинул руки в воздух и оперся на задние ножки стула.
— Охереть можно. Это самое безумное дерьмо на свете! Почему ты не сказала мне, что ты — это она? Я мог бы сделать несколько снимков вас двоих вместе или что-то в этом роде!
Я нахмурил брови, и Одри спросила между хихиканьем:
— Зачем?
— Ох, Одри, Одри, Одри...
Шейн положил руку на спинку ее стула и наклонился к ее уху, прижавшись лбом к ее виску и нависая над ней. Я увидел, как Одри судорожно сглотнула. Он был в сантиметре от того, чтобы поставить ее в неловкое положение, и я сжал кулаки на столе.
— Милая. Ты знаешь, что именно благодаря тебе я нашел этого парня? — продолжил Шейн. Затем он повернулся лицом к Си. — Ха, если подумать, тебя бы я тоже никогда не встретил.
Си покраснела, а Одри ответила:
— Я этого не знала.
— Чертова судьба, старик, — пробормотал Шейн, освобождая ее от своей хватки и беря свой стакан с пинтой. Он поднял его в воздух и сказал: — За судьбу, за то, что она устроила такое дерьмо.
Одри и Си подняли свои и повторили в унисон:
— За судьбу.
Три пары глаз обратились ко мне. Они смотрели и ждали, что моя антирелигиозная решимость вот-вот сломается под тяжестью давления сверстников. Но они этого от меня не дождались. Ни здесь, ни сегодня. Но я молча поднял свой бокал, прикоснувшись губами к губам Одри, и выпил свой четвертый бокал, зная, что будет и пятый, пока в голове эхом звучали два слова.
«За судьбу».
* * *
— Ну, детки, — объявил Шейн, обнимая Си за плечи, — мы сваливаем отсюда.
— Что вы, ребята, собираетесь делать? — спросила Си, переводя взгляд с Одри на меня.
— О, я знаю, что они собираются делать, — поддразнил Шейн, протягивая руку, чтобы ткнуть меня между ребер.
Я фыркнул и отмахнулся от него, одновременно размышляя, прав ли он. Пересплю ли с ней снова? Блядь, я надеялся на это.
— Счастливо добраться до дома, ребята, — попрощалась Одри, выходя вперед, чтобы обнять Си.
— Да, вам тоже, — ответила Селия, крепко обнимая Одри. — Надеюсь, мы еще увидимся, красотка.
Было странно наблюдать, как фиолетовые дреды Селии сливаются с платиновыми волосами Одри. Это должно было быть неестественно, как и мое влечение к ней. Но почему-то это было не так. Каким-то образом это было так же естественно, как моя потребность в темноте и осени, и меня сводило с ума то, что я не мог найти в этом смысл. И подумал, что, возможно, пришло время перестать пытаться и просто принять это таким, какое оно есть.
Шейн и Селия оставили нас одних на тротуаре перед «Рокафеллас». Я засунул руки в карманы куртки, и Одри положила ладонь мне на сгиб локтя.
— Думаю, нам пора возвращаться в салон, — заявил я. — Я должен забрать свой мотоцикл.
— Не-а. Ты ни за что не сядешь за руль, — настойчиво покачала головой Одри.
— И как же я, по-твоему, должен отвезти его домой, Одри? А? — приподнял бровь, бросая ей вызов голосом, близким к игривому.
— Ты заберешь его завтра, — просто ответила она мне, потянув меня за собой. — А сейчас мы идем на прогулку.
— Ты и твои прогулки, — укорил я.
— Что плохого в прогулке?
— Я просто знаю, куда они ведут, — размышлял я, задумчиво кивая, когда мы проходили мимо скопления людей, одетых как зомби-телепузики.
— Угу, — промурлыкала Одри, резко останавливаясь, чтобы просунуть руки под мою расстегнутую куртку и обнять меня за талию. Город ожил огнями и звуками, когда ее тело прижалось к моему. Покачиваясь на носках и запрокидывая голову, она спросила: — Ты поцелуешь меня, Блейк?
Как будто она знала, что я не решусь проявить к ней какие-либо чувства на публике. И если бы на ее месте был кто-то другой, я бы дважды подумал, но не с ней.
Медленно обхватив Одри за талию, прижал ее к себе и приник к ее губам. Девушка вздохнула, затем всхлипнула, и я закрыл глаза, открыл рот и ощутил вкус алкоголя на ее языке. Одри вцепилась пальцами в мою рубашку, крепко сжимая ткань, и я запустил одну руку ей в волосы, а другой крепче обнял ее за талию.
Я оказался в эйфорическом пузыре, запутавшись в ее поцелуе, в то время как весь остальной мир исчез. Витрина магазина, напротив которого мы стояли, исчезла, а пешеходы и проносящиеся машины были не более чем исчезающим белым шумом.