— О, когда мы уже это делали? — поддразнил я.
Одри повернулась ко мне с умоляющими глазами, когда стук продолжился.
— Пожалуйста, Блейк. Надень портки.
— Я сделаю это, — пробормотал я, поднимаясь и одеваясь.
— Хорошо, — выдохнула она, встряхивая руками. — Сейчас я открою дверь.
Еще один глубокий вдох.
— Хорошо, сделаю это сейчас. Прямо сейчас.
Я опустил рот к ее уху и спросил:
— Ты действительно собираешься это сделать, или я должен?
Широко раскрыв глаза, Одри посмотрела на меня своими голубыми глазами и покачала головой.
— Лучше не надо.
— Тогда я предлагаю тебе это сделать, потому что мое похмелье действительно не выносит этого гребаного шума.
Понимающе кивнув, она приложила руку к виску, словно вспоминая, сколько мы оба выпили накануне вечером. Одри медленно подошла к этой проклятой двери, которая была в двух шагах от того, чтобы быть выбитой, и отперла ее.
Но прямо перед тем, как открыть его, Одри повернулась ко мне, нервно прикусив губу, и сказала:
— Держи себя в руках, хорошо?
Я скрестил руки на груди и прищурил глаза.
— Почему?
— Просто... держи себя в руках.
Прежде чем я успел переспросить, что именно она имела в виду, Одри открыла дверь. Я сразу увидел пожилую женщину, ее темные волосы с сединой на висках были собраны в хвост. Она дразняще улыбнулась Одри, ее бледно-голубые глаза сверкнули, и я понял, что это, должно быть, мама Одри.
От осознания этого отступил еще дальше в комнату, крепко обхватив себя руками. Я не делал этого. Не знакомился с родителями. Черт, судя по предыдущему опыту, родители, с которыми я встречался, меня недолюбливали, даже если этот опыт был ограниченным и более десяти лет назад. Затем попытался представить, что бы сказала по этому поводу добрый доктор. Без сомнения, она бы отпускала пассивно-агрессивные комментарии о том, что нужно делать правильный шаг вперед или что-то в этом роде.
— О, привет, дорогая. Ты спала? — Голос ее матери был похож на ее собственный, только чуть более хриплый. В ее голосе слышалось игривое поддразнивание, и напряжение в моих руках немного ослабло. — Кажется, я припоминаю, что вчера вечером кто-то сказал мне, что позвонит, когда вернется домой, но...
— Прости, мам, — простонала в ответ Одри, закрывая лицо рукой. — Я немного... отвлеклась.
— Ага. Отвлеклась. — Ее мать тихонько рассмеялась, прежде чем вздохнуть. — Я не хотела тебя беспокоить, дорогая. Но кое-кто не хотел больше ждать, прежде чем спуститься.
Дыхание Одри вырвалось из ее легких долгим выдохом, который, я был уверен, причинил ей боль.
— О, да. Хорошо.
Одри быстро взглянула в мою сторону, в ее серебристых глазах промелькнуло беспокойство. Я не мог расшифровать, что происходит в ее голове, или что вообще происходит, пока ее мать не сказала:
— Иди сюда, Фредди. Что я тебе говорила о том, что нельзя играть с этим растением? Что оно тебе сделало?
Когда Одри присела на пол, мое сердце забилось в панике, а глаза быстро обшарили гостиную. Накануне вечером было так темно, что я не заметил разбросанных на кофейном столике игрушек или коробок с конструкторами «Лего», сложенных в углу. Но теперь я догнал, и мне стало ясно, что у Одри есть сын. У меня вспотели ладони от осознания этого факта, и я повернулся, чтобы увидеть маленького мальчика с каштановыми волосами, появившегося в дверном проеме.
— Привет, дружок, — ласково поприветствовала его Одри, успешно подавив в своем голосе намек на похмелье или раздражение.
— Мамочка, у бабушки нет панкейков21, — ответил он.
— Ну вот, опять панкейки, — пробормотала мать Одри.
— А что с панкейками? — спросила Одри, посмотрев сначала на мать, а затем снова на сына.
— Он хотел вчера на ужин панкейки, — объяснила ее мама, вздохнув и покачав головой. — У меня не было продуктов, чтобы их приготовить, поэтому с тех пор я только об этом и слышу.
Я не смог сдержать смешок, вспомнив Джейка и наш разговор о блинах на ужин всего пару недель назад. Звук предупредил мать Одри о моем присутствии, и она ахнула, прижав руку к груди, заглядывая в квартиру.
— Ох! — воскликнула она и зажмурила глаза. — Мне так жаль. Я думала... Одри, я думала, ты одна. Ты должна была сказать...
Поспешно встав, Одри протестующе замахала руками.
— Н-нет, мама, все в порядке. Правда.
Затем она повернулась ко мне, протягивая руку в мою сторону.
— Это Блейк. Блейк, это моя мама, Энн.
«Это не то, чем я занимаюсь», — напомнил я себе, незаметно вытирая ладонь о джинсы и делая шаг вперед. Потом протянул руку и сказал:
— Приятно познакомиться.
Энн запрокинула голову, чтобы рассмотреть меня, прежде чем вложить свою руку в мою и взглянуть на Одри. Другой рукой она прикрыла рот и тихо пробормотала:
— Ух ты, он симпатичный. Я знаю, ты говорила мне, что он хорош собой, но парень действительно прелестный.
Одри изумленно уставилась на мать и хлопнула ее по плечу.
— Мама! — недоверчиво рассмеялась она.
Выпустив мою ладонь, Энн небрежно пожала плечами.
— Что?
Одри бросила на меня извиняющийся взгляд, прежде чем снова повернуться к маме.
— О, ты забыла о папе?
— Я замужем сорок лет, дорогая. Я верна, но не слепа.
Фредди, забытый у ног матери, настороженно смотрел на меня, дергая ее за футболку. Теперь, приглядевшись, я увидел, что ему, должно быть, около четырех лет, и на нем футболка с «Тигренком Даниэлем» и голубые джинсы. Я не смог сдержать улыбки, внезапно почувствовав, что скучаю по брату.
Я сделал глубокий вдох, ероша растрепанные после секса и сна волосы. И взял инициативу в свои руки и опустился на колени, стараясь смотреть ему в глаза. Чтобы проявить уважение и завоевать его доверие.
— Привет, Фредди, — сказал я, протягивая руку. — Я Блейк.
Он подозрительно посмотрел на мою руку.
— У тебя есть татуировки, — прямо заявил Фредди.
Я повернул руку и ответил:
— Ага, есть.
— У тебя их много.
Я кивнул в знак согласия.
— Да, это правда. У меня их много.
— У моего папы три татуировки, — сообщил он мне, выпрямляясь во весь рост. — А у тебя сколько?
Я прочистил горло при упоминании его отца, задаваясь вопросом, кто он такой и почему я о нем раньше не слышал. Черт возьми, почему Одри вообще не упомянула, что она мать?
— О, приятель, знаешь, я не уверен, что смогу их сосчитать, — ответил я ему, и Фредди усмехнулся, закатив глаза.
— Я могу считать до двадцати.
— Довольно много, — оценил я, а потом поморщился. — Но, по-моему, у меня больше татуировок.
Фредди прищурился, глядя на меня, и поджал губы, крепко вцепившись в футболку Одри. Он был крутым парнем, заботливым, и я знал, что он мне нравится.
— Тебе нравится «Лего»? — спросил он.
Я кивнул.
— Вообще-то, я довольно круто собираю «Лего». Мой брат — большой фанат.
— Хочешь посмотреть на мое «Лего»?
С этими словами он направился в квартиру к стопке ведер с «Лего», а я встал на ноги, чтобы встретить восторженные улыбки Энн и Одри.
— Могу я с тобой поговорить? — спросил Одри низким голосом, который, как я надеялся, говорил о многом.
Мгновенно все поняв, Одри сглотнула и медленно кивнула.
— Да, конечно.
Затем, обращаясь к матери, она сказала:
— Мы сейчас вернемся, мам.
Мы вышли на улицу, перейдя из фойе на крыльцо, и, когда передо мной открылась возможность, я резко спросил:
— Так когда ты собиралась упомянуть, что ты мама?
Одри вздохнула, заправляя нечесаные волосы за уши.
— Блейк...
— Потому что, я имею в виду, было бы неплохо узнать об этом до того, как ты объявишь, что мы — это мы, — продолжил я. — Или ты просто ожидала, что я отнесусь к этому спокойно? Как будто для меня это не будет иметь значения после того, как мы пару раз переспим?