Я кивнул.
— Да, Джейк. Тебе тоже завтра рано вставать.
И тут мои родители встали и объявили, что им с Джейком пора домой. Я помог им отнести подарки Джейка в машину, пока Джейк продолжал разглядывать коробку с пазлами. Затем мы все собрались в гостиной, потому что пришло время прощаться.
— Было приятно познакомиться с тобой, Одри, — сказал мой отец, искренне улыбаясь и наклоняясь, чтобы тепло обнять ее. — У тебя замечательный ребенок.
Казалось бы, застигнутая врасплох, но я не знал чем, Одри расплылась в улыбке и обняла отца в ответ.
— Большое спасибо. Было очень приятно познакомиться с вами.
Затем, отступив на шаг, она добавила:
— И у вас тоже есть пара замечательных детей.
Папа, казалось, был поражен, переводя взгляд с Одри на меня и Джейка. Что-то изменилось в его взгляде, когда он едва заметно кивнул.
— Да. Думаю, да, — тихо ответил он, все еще кивая и глядя на нас обоих.
Уход мамы был немного более прохладным, но таким же искренним, с нежным пожатием руки Одри и натянутой улыбкой.
— Увидимся в эти выходные, — сказала она, а затем, слегка помахав другой рукой, добавила: — Скоро увидимся, Фредди.
Мы с Джейком крепко обнялись, и я сказал ему, что увидимся утром. Затем в доме остались только Одри, Фредди и я, и мне сразу стало спокойнее и просторнее. Но когда повернулся лицом к Одри, чтобы высказать все, что держал в себе с обеда, то обнаружил раздражение, которого раньше не мог себе представить в ее лице. Но, увидев это сейчас, я был обескуражен и жаждал исправить то, что ее беспокоило, только чтобы она снова улыбнулась. Ее лицо было создано для улыбки.
— Что случилось? — спросил я, ища в ее глазах подсказки.
Я ожидал, что она не ответит или обойдет вопрос стороной, как это делают многие женщины. Однажды Си провела весь рабочий день в раздраженном молчании и только на следующий день рассказала мне, что это из-за того, что я неосознанно использовал последний рулон бумажных полотенец. Так что я бы не удивился, если бы Одри воспользовалась этой возможностью, чтобы закрыться и уйти, но она ведь не была похожа на других женщин, правда?
— Я думала, ты пошутил, когда сказал, что не празднуешь свой день рождения.
Ее голос был сдавленным от разочарования и отчаяния, и, чтобы подбодрить ее, я покачал головой и ответил:
— Я же сказал тебе, что не люблю признавать его.
Однако ей этого было недостаточно.
— Но твои родители должны хотеть этого, — сказала Одри, практически шепча, борясь с эмоциями, возводящими баррикаду в ее горле. — Мне все равно, если ты не хочешь, они должны настаивать на этом.
Одри встала, демонстрируя впечатляющее самообладание, взяла со стола тарелку с тортом и отнесла ее на прилавок. Затем, повернувшись ко мне спиной, продолжила:
— Не могу поверить, что они даже не поздравили тебя с днем рождения.
Я взглянул на Фредди, который сидел за кухонным столом с книгой из комнаты Джейка, и, воспользовавшись случаем, подошел к Одри у стойки. Прошло чуть больше недели, с тех пор как я стоял у этой стойки и обдумывал свой следующий шаг, прежде чем броситься к ней с агрессивным поцелуем. Теперь сама мысль о том, чтобы поцеловать ее, сводила меня с ума от нервов и беспокойства, но все равно не мог отделаться от этой мысли, когда стоял рядом с ней, положив руки на столешницу и устремив взгляд на шкафчик передо мной.
— Они написали мне утром. Все в порядке.
— Написать тебе — это не то же самое, что обнять своего сына и поздравить его с днем рождения.
Я забарабанил пальцами по столешнице.
— Я не знаю, почему это тебя так беспокоит. Для меня это не имеет значения, серьезно. Мне все равно.
Когда Одри повернула голову, ее золотистые волосы упали с плеча, каскадом рассыпаясь по спине и обнажая нежную кожу на шее. Рой атакующих пчел заполнил мое нутро при мысли о том, чтобы наклониться и прижаться к ней губами. Они жалили, предупреждали и напоминали мне, что мы трезвы и что она может не хотеть меня таким образом, не сейчас.
— Это так печально, что тебе все равно, — прошептала она, и я ответил ей в тон:
— Я же сказал, что это не имеет значения.
— Но это имеет значение, — возразила она таким резким голосом, что это удивило меня. — Ты знаешь, как сильно мои родители хотели бы поздравить мою сестру с днем рождения, хотя бы еще раз, лично? Ты понимаешь, что они готовы отдать, чтобы иметь такую возможность?
Я покачал головой.
— Нет. Я не могу притворяться, что знаю или понимаю, каково это для них.
Одри медленно кивнула, чувствуя, как неведомое понимание проникает под кожу.
— И я говорю тебе, что это ужасно, что твои родители позволили тебе так себя чувствовать.
Я насмешливо хмыкнул, чувствуя, что на меня нападают и критикуют.
— Чувствовать себя как? — сплюнул я, защищаясь.
Одри положила торт обратно в коробку и закрыла ее, прежде чем повернуться ко мне с одним словом:
— Недостойным.
Оставив меня ошеломленно стоять у прилавка, Одри убрала торт в холодильник и вышла из комнаты, а я погрузился в созерцательную пустоту.
Недостойным? Честно говоря, это было недалеко от истины. Я определенно не чувствовал себя достойным праздника или похвалы. И все это знали, а доктор Траветти регулярно напоминала мне об этом. На самом деле, когда прокручивал в голове обрывки воспоминаний, у меня в голове промелькнуло нацарапанное на бумаге послание доброго доктора: «Почему он не дает себе шанс?». Все это не было ложью, но я никогда не задавался вопросом, откуда взялось это ядовитое мышление. Мне и в голову не приходило, что оно превратится в клише и что буду винить своих родителей за то, что они вбили мне в голову, что я монстр. До тех пор пока Одри не сказала фигню, и теперь я задавался вопросом: увидела ли она то, к чему я был слеп долгие годы?
За спиной раздались шаги Одри, которые я бы уже узнал где угодно, и она снова встала рядом со мной. В ее руках был подарок, и при виде разноцветной бумаги и спиралевидной ленты меня охватила волна тошноты и предвкушения.
— Может, тебе и все равно, но мне нет.
— Ты не обязана беспокоиться, — заявил я так бесстрастно, что это меня разозлило. — Ты едва знаешь меня, Одри. У тебя нет никаких причин тратить свое время на заботу о м…
— Пожалуйста, заткнись, — прервала она меня, и я заткнулся. — Я совсем не знаю своего почтальона, Блейк, и желаю ему счастливого Рождества и дня рождения, потому что каждую жизнь, каждый день нужно праздновать. Все это драгоценно и свято.
С гнусной насмешкой я покачал головой, несмотря на то, что слышал ее и очень хотел поверить в ее слова. Поверить во что-то. Поверить, что я не монстр, а просто парень, который стал причиной ужасной катастрофы более двадцати лет назад.
— Да, бьюсь об заклад, все тоже считали Джеффри Дамера25 замечательным человеком и достойным празднования.
— Джеффри Дамер все же был чьим-то сыном, и я не удивилась бы, узнав, что его мать чествовала его каждый день, — парировала Одри с большей теплотой, чем заслуживала такая фраза. — Необязательно оправдывать действия своих детей, чтобы сохранить эту безусловную любовь.
— Этому тебя научила Библия?
Одри молчала, и, когда наши взгляды встретились, я увидел такой взгляд, что почувствовал себя змеей, ползущей по своему покрытому грязью брюху. Она покачала головой и открыла рот, этот великолепный, наводящий ужас рот, чтобы заговорить.
— Ты можешь сколько угодно пытаться оттолкнуть меня этой чепухой, Блейк. И даже можешь попытаться заставить меня ненавидеть тебя так же сильно, как ты ненавидишь себя. Но я говорю тебе прямо сейчас, это не сработает.
— В конце концов ты сдашься, — бросил я ей вызов.