— Понял, — ответил я, кивнув. — Большое спасибо.
— Конечно.
Техник перевел взгляд с меня на Одри и добавил:
— Передай Энн привет, хорошо?
Одри мило улыбнулась, взвалив сумочку на плечо.
— Обязательно. Хорошего дня, Джефф.
— И вам, — сказал Джефф и повернулся к двери, из которой вышел. Затем, оглянувшись через плечо, он указал пальцем на меня. — И больше никаких ударов по холодильникам!
Я выдавил смешок, поднял забинтованную руку и сардонически ответил:
— Я усвоил урок, Джефф. Спасибо.
Мы вышли из здания радиологии в холодное ноябрьское утро. Одри обняла меня за руку и спросила, чем я собираюсь заняться, пока они с Энн будут ходить по магазинам. Я пожал плечами, отпирая машину, и ответил:
— Не знаю. Может, поеду домой и займусь какой-нибудь ерундой.
— Какой ерундой? — спросила она, забираясь в машину.
— Ну, кое-кто немного отвлекся, — подмигнул я ей, и она покраснела, — так что я немного отстал с уборкой и стиркой. Наверное, стоит заняться этим.
— Хочешь, я приду и помогу?
Я прищурил глаза, заводя машину.
— Я уже давно занимаюсь уборкой и стиркой. Мне действительно не нужна помощь.
— Да, я знаю, — невинно ответила она. — Просто не знала, захочешь ли ты компанию, или...
Я посмотрел на нее обвиняющим взглядом.
— Ты боишься, что я выпью всю выпивку и действительно испорчу себе руки.
Одри виновато поморщилась.
— Прости. Я просто знаю, что тебе больно, и беспокоюсь о том, что ты останешься один.
Я никогда не любил открыто говорить о своих эмоциях. Черт, именно поэтому и начал проходить терапию у доктора Траветти. Чтобы выплеснуть свои эмоции и получить отдушину. Но Одри меняла ситуацию. С ней я чувствовал, что могу быть открытым и честным, и поэтому ответил:
— Приятно, что хоть раз за тебя беспокоятся, но я в порядке. Клянусь.
— Хорошо, — сказала она, почти удовлетворенная, и я завел машину.
* * *
Дом вдруг показался мне пустым при мысли о том, что Джейк не сможет жить здесь постоянно. Я никогда не замечал этого раньше, во время выходных, когда считал время, проведенное вдали от него, желанной отсрочкой. Но теперь, когда понял, что наше обычное совместное времяпрепровождение подходит к концу, тишина стала для меня криком, прежде чем оборваться жалким всхлипом в глубине моей груди.
Я приглушил шумную тишину, занявшись делом. Пропылесосил гостиную, подмел пол на кухне и протер пыль на полках. Загрузил стиральную машину и умудрился сложить несколько чистых вещей Джейка своей ушибленной рукой. Два часа работы по дому пролетели незаметно, но как только делать стало нечего и я присел на диван, жуткая тишина снова навалилась на меня.
Повсюду были наши фотографии — рисунок, на котором мы изображены вдвоем, и фотографии на камине. Пазлы Джейка были сложены на полке возле телевизора, а его DVD — на полке под ним. Книжки-раскраски, настольные игры и многочисленные ведра с «Лего» загромождали еще один ряд полок, и, глядя на все это, я думал о том, каким пустым будет мой дом, когда все это исчезнет. Как грустно. Как бессмысленно.
Этот дом всегда был предназначен для Джейка, и без него в нем не было никакого смысла. Это был дом, но только вместе, что бы это ни значило. Без него он превратился бы в могилу.
— Я не могу позволить им сделать это, — сказал вслух. — Не могу позволить им сделать это, черт побери.
Не раздумывая ни минуты, я схватил телефон и набрал номер отца. Он был более разумным. Я мог поговорить с ним, извиниться за свою вчерашнюю вспышку и обсудить все как взрослый, как мужчина. И когда он ответил, решимость бурлила в моих жилах.
— Блейк, — отрывисто сказал он.
— Привет, папа.
Он ничего не ответил, вероятно, решив, что я объявляю второй раунд, поэтому поспешно добавил:
— Я не собираюсь с тобой ругаться.
— Что ж, приятно слышать. — Тон его голоса был таким же ровным, как и раньше.
«Никто не говорил, что эта битва будет легкой», — сказал я себе, тяжело вздохнув.
— Итак, прости за вчерашний вечер. Мама застала меня врасплох. Жаль, что она не сказала мне об этом раньше...
— Мы с мамой не обязаны тебе ничего говорить.
Я стиснул зубы, когда к моему горлу приставили словесный нож.
— Я знаю это. Вот почему извиняюсь.
— Ты должен извиняться перед матерью, а не передо мной. Ты очень расстроил ее прошлой ночью.
— Ладно, — ответил я, изо всех сил пытаясь сохранить спокойствие. — Она рядом? Передай ей трубку.
— Сейчас уточню, будет ли она с тобой разговаривать.
Я заставил себя сдержать сардонический смешок, пока отец спрашивал маму, есть ли у нее силы поговорить со мной. Услышал ее ответ, но не смог разобрать слов, тогда отец ответил: «Я не знаю, чего он хочет». Они говорили обо мне так, словно я был последним человеком, которого они когда-либо хотели бы услышать. Как будто разговор со мной был мучительной обязанностью, как будто я ничего не стоил и мое существование было обузой.
И меня не покидало ощущение, что не так давно я чувствовал то же самое.
Мама что-то пробормотала, и папа сказал в трубку:
— Я включу громкую связь.
— Хорошо, — ответил я, не придав этому значения, и стал ждать.
— Зачем ты звонишь? — с горечью спросила мама.
— Привет, мам.
— Я не в настроении болтать, — огрызнулась она в ответ. — Просто скажи то, зачем ты позвонил.
Облизнув губы и подумав о выпивке на кухне, я проглотил мерзкие, злые слова, которые так и просились наружу.
— Я, эм... я позвонил, чтобы извиниться.
Мама расхохоталась.
— Ты не можешь извиняться и ждать, что мы просто оставим это в прошлом. Ты опозорил нас прошлой ночью, неужели ты этого не понимаешь? Ты унизил нас перед нашей семьей. Достаточно того, что мы имеем дело с подобными вещами от Джейка, но ты? Ты мужчина, Блейк, и пора бы тебе, черт возьми, вести себя соответственно.
Мой желудок скрутило, и я скривил губы от отвращения.
— Знаешь, для человека, который не хотел говорить, у тебя определенно есть что сказать.
— От тебя не требуется много усилий, чтобы показать свое истинное лицо.
Я сам удивился тому, как резко дернулся мой подбородок. Хотя никогда не был склонен к эмоциям, но это было уже слишком. Слишком со многим нужно было справиться, слишком многое нужно было осмыслить, и слишком многое я не мог принять сразу.
— Мам, я просто позвонил, чтобы извиниться и узнать, не...
— Что? Можешь ли ты что-нибудь сделать, чтобы мы передумали?
Я сглотнул слюну, которая начала скапливаться, и покачал головой.
— Это не…
— Знаешь что, Блейк? Я не хочу продолжать этот разговор. С меня хватит. Я просто закончила с тобой прямо сейчас. Хватит.
Запустив руку в волосы, я уставился на пятно на ковре в гостиной, не замечая его уродливого грязно-коричневого цвета и слыша только отвращение в голосе моей матери.
— Как, черт возьми, ты можешь так со мной разговаривать? — удалось выдавить мне.
— Я просила тебя об этом всю твою жизнь, и ты не замечал, чтобы я из-за этого впадала в истерику.
Я опустил руку, уставившись на это коричневое пятно.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Ты превратил мою жизнь в ад с того самого дня, как...
— Диана, — наконец заговорил папа. — Хватит уже.
— Если бы не ты, ничего бы этого не случилось, — продолжала она. — Мы бы даже не разговаривали об этом, Джейк не был бы таким, какой он есть, мы...
— Диана! Хватит!
У меня открылся рот от внезапного озарения. Скрытые воспоминания, погребенные под обломками, хлынули на поверхность бурной волной. Пятно изменилось, превратившись в то, чего я не видел, с тех пор как мне исполнилось десять, вскоре после несчастного случая. Пролитый Джейком стакан молока и мамины крики, чтобы я убрал. Пятно сместилось, теперь это было мороженое, размазанное по кухонному полу после истерики Джейка. Мама схватила меня за руку и потащила за собой, чтобы я все вытер.