Выдохнув, я медленно кивнул, точно зная, кого благодарить за все хорошее, что есть сейчас в моей жизни. Мое счастье, вновь обретенная вера и удовлетворенность Джейка. Попытки отца принять меня. Это была та же самая женщина, которая также предположила, что у нас с мамой все еще может быть надежда, надежда на то, что мы сможем простить и восстановить отношения, которые умерли два десятилетия назад. Тогда я не думал, что это возможно, даже не хотел допускать такой мысли. Но сейчас, сидя напротив нее и видя слезы, которые текли по ее щекам и стекали по нетронутой чашке чая, я поймал себя на том, что задаюсь вопросом, возможно ли это на самом деле. Не забыть, а простить и, возможно, постепенно создать что-то похожее на семью.
— Я не собираюсь притворяться, будто знаю, каково тебе было, — проговорил я сдавленным голосом. — Я не могу поставить себя на твое место, да и не хочу. Черт, я даже не могу тебе посочувствовать, потому что все, о чем я могу думать, это то, что я тоже был твоим ребенком, и тебе было насрать на то, какую ты причиняла мне боль. Ты не подумала о том, каким я вырасту и насколько хреновым стану.
— Блейк... — Ее рыдание почти испугало меня.
Подняв руку, я продолжил:
— Вы с папой были так поглощены тем, что потеряли, что ни на секунду не обращали внимания на то, что у вас еще есть. Вы пренебрегали нами обоими, и я никогда не смогу этого забыть. Проклятье, я даже не уверен, что смогу когда-нибудь простить тебя за это, — я сложил руки на столе, наклонился вперед и посмотрел ей в глаза, — но я не ты, я не собираюсь тратить двадцать лет своей жизни на то, чтобы злиться, так что, думаю, я могу попытаться.
Всхлипнув и кивнув, мама вытерла ладонями щеки.
— Это все, о чем я тебя прошу.
— Я знаю хорошую возможность, с которой ты можешь начать.
Она решительно кивнула.
— Что? Что я могу сделать?
— Не оставляй Джейка в таком месте, — сказал я ей, нахмурив брови и чувствуя, как рушатся мои каменные стены, когда я начал умолять. — Пожалуйста. Не поступай так с нами. Позволь ему жить со мной. Вы, ребята, можете видеться с ним, когда захотите, но, пожалуйста, не...
— Хорошо.
Я прищурился.
— Это было слишком просто.
Мама покачала головой.
— Мы с твоим отцом уже звонили в «Шейди Эйкрс» пару недель назад. Мы не собирались отправлять его туда, он ясно дал понять, что не хочет ехать и хочет быть только с тобой, так что... — неуверенно улыбнулась мама, — хорошо.
— Ты ничего не сказала.
Опустив взгляд и слегка пожав плечами, мама сказала:
— Мы не знали, очнется ли он когда-нибудь.
Затем она протянула руку и накрыла мою ладонь. Я подумал о том, чтобы отстраниться. Подумал о том, чтобы выдернуть свою руку из-под ее ладони и положить себе на колени, отказывая маме в любви, в которой она отказывала мне слишком долго. Именно так поступил бы прежний Блейк. Злой, жестокий, лишенный эмоций Блейк. Тот, кто задавался вопросом, стал бы мир лучше, если бы он просто перестал существовать. Но его больше нет, на его месте остался я. Сильный мужчина, заслуживающий семьи и любви, даже от этой женщины, сидящей напротив него. Потому что, разве не все мы были сломлены по-своему? Тот несчастный случай двадцать четыре года назад разрушил нас всех, и наши осколки закружились в хаотическом вихре. Но, может быть, со временем эти разрозненные кусочки соберутся в одном месте. Может быть, мы сможем перестроиться. Может быть, мы сможем стать чем-то лучшим, чем-то хорошим.
— Ему лучше с тобой, Блейк, — уверенно призналась мама. — Я больше не буду с этим бороться.
Тогда я позволил себе улыбнуться. Потому что это был шаг в правильном направлении.
Глава тридцать шестая
— Я хочу домой, — сказал Джейк, наверное, в трехтысячный раз за последние несколько дней.
Врачи решили оставить его в больнице на некоторое время, чтобы он прошел курс реабилитации и наблюдения, прежде чем его выпишут. Каким-то невероятным чудом он не получил новых повреждений мозга, и теперь после нескольких недель, проведенных в постели, его подвижность нуждалась в укреплении. В остальном, казалось, что с ним все в порядке.
Честно говоря, в последнее время я видел и более невероятные вещи, и, казалось, меня уже ничто не удивляло.
— Я знаю, дружок, — сказал я, положив руку ему на ногу. — Скоро.
Я еще не сказал брату, что он будет жить у меня. Не какое-то время или с ночевкой, а навсегда. Для его же блага было бы лучше пока оставаться в неведении. Узнав об этом, он стал бы еще более нетерпеливым, а это означало бы, что медсестрам и врачам было бы еще труднее общаться с ним. Тем не менее, мне было нелегко хранить тайну, и даже сейчас мои ноги подпрыгивали от волнения.
Я быстро перевел взгляд на телефон, проверяя время. Папа уловил это движение и спросил:
— Тебе нужно идти?
Я неохотно кивнул.
— Ага. Я скоро должен быть у Одри, и мне еще нужно переодеться, прежде чем я смогу отправиться туда.
— Я хочу увидеть Одри, — заныл Джейк. — И Фредди.
— Они придут завтра, дружище, помнишь? — заверил я его, похлопав по ноге.
Затем я встал и повернулся к родителям.
— У вас все хорошо будет, ребята?
Мама заверила меня решительным кивком.
— У нас все в порядке. Папа принес набор «Лего», чтобы мы могли поиграть с Джейком. Иди, наслаждайся ужином. Передай привет Одри и Фредди.
— Обязательно, — сказал я, наблюдая, как папа устанавливает стол над кроватью Джейка. Он улыбнулся моему брату так, как я не видел уже много лет, и я мог бы прослезиться при виде того, как он взъерошил лохматые волосы Джейка. Что-то в этом говорило мне, что все будет хорошо. Нам предстоял еще долгий путь, но я позволил себе поверить, что мы добьемся своего.
— Ладно, дружок, — сказал я, и Джейк сосредоточил на мне все свое внимание, несмотря на искушение поиграть в «Лего». — Увидимся завтра, хорошо?
Он поймал мой взгляд и усмехнулся.
— Еще бы.
* * *
В черном свитере, черной кожаной куртке и черных брюках я чувствовал, что выгляжу так, как никогда не выглядел. Встречаться с членами семьи и одеваться, чтобы произвести впечатление... Это никогда не было моей фишкой, но ради Одри я был готов приложить больше усилий.
Однако я нервничал. Сегодня вечером мне предстояло встретиться с моим психиатром, доктором Ванессой Траветти, которая, строго говоря, была подругой покойной сестры Одри. Я не знал, чего от этого ожидать и как себя вести. Я подумал, не стоит ли мне уложить волосы по-другому, чтобы стать менее похожим на того Блейка, которого она знала в своем кабинете. Но я поборол это желание и решил, что все в порядке, после чего отправился на другой конец города.
Проезжая мимо церкви Святого Петра по дороге к Одри, я улыбнулся толпе на рождественской мессе, закрывающей вид на надгробия за кованой оградой. Может быть, в следующем году я окажусь там со своими родителями и братом, как раньше. Может быть, я даже возьму с собой Одри и Фредди, несмотря на то что она настаивала, что ей не нужна церковь, чтобы чувствовать себя ближе к Богу. Но пока я просто поднял голову, задержал взгляд на кресте, выложенном кирпичом, и кивнул в знак благодарности.
Когда я добрался до дома Одри, я улыбнулся, увидев ее дом, разукрашенный в пух и прах мерцающими огоньками, пластиковыми оленями и деревянным Рождественским вертепом30, а также другими украшениями. Если эти люди любили Хэллоуин, то Рождеством они были абсолютно одержимы, и это меня не сильно удивило. Я засунул руки в карманы и направился по дорожке к крыльцу, когда Джейсон вышел на улицу со своей маленькой дочкой Элизой.
— Эй, это же мастер тату! — взволнованно воскликнул он, протягивая руку. — Рад тебя видеть, приятель. Счастливого Рождества!
— Счастливого Рождества, — поприветствовал я его, когда мы обменялись рукопожатием. — Что вы, ребята, здесь делаете?