— Что это, Лоренцо? — спросила я.
— «Копье Судьбы».
Папа Иннокентий проскользнул за нами и с необычайным благоговением пояснил мне:
— Это, сын мой, то самое копье, что пронзило Спасителя, когда он висел на кресте. Я не могу взирать на него без слез. — Он звучно всхлипнул и утер лицо, с виду совершенно сухое. — Ощутили ли вы крестные муки Господа нашего? Это стальное острие — именно оно! — коснулось Иисуса Христа во плоти! Оно ускорило Его кончину и воскресение, а значит, и наше с вами спасение. Но пойдемте далее, нам еще есть на что посмотреть.
Во второй крипте подземелья к нам подоспел кардинал Борджа. Его Святейшество, заполучив в провожатые «свою светлую голову», по-видимому, вздохнул с облегчением. В этой части одиноко стоял ларец, в котором хранился лоскуток пожелтевшей ткани с красновато-бурыми отметинами, в совокупности отдаленно напоминавшими изображение чьего-то лица. Папа Иннокентий поспешно опустился перед ларцом на колени, оперся на локти и наконец, плюхнувшись объемистым чревом на каменный пол, распростерся там в совершенной прострации.
— «Вероника», — пояснил Родриго Борджа с такой неприкрытой усмешкой в голосе, что мы все изумленно переглянулись. — Этим лоскутом добрая женщина по имени Вероника утерла лицо Господа, когда Он, изнемогая под тяжестью креста, подымался на Голгофу. Видите, тут отпечатались Его черты?
И кардинал красноречивым жестом призвал нас последовать примеру Папы и пасть ниц перед святыней. Нам ничего не оставалось, как повиноваться просьбе. Я знала, что Лоренцо все это забавляет, как и меня, но мы и бровью не повели, слушая, как Папа бубнит благословения, обращенные к холодным плитам.
По окончании осмотра понтифик предложил гостям прогуляться в его собственном садике. Мы с Лоренцо, питая искренний интерес к редким и экзотическим деревьям и растениям, собранным со всех концов освоенного мира по личной прихоти Иннокентия, с превеликим удовольствием приняли его приглашение.
Присев перед африканской полосатой фуксией, мы наслаждались ее ароматом, когда к нам украдкой приблизился герцог савойский и тихо обратился к Il Magnifico:
— Как вам показалась «Вероника»?
Мы поднялись и встали кружком для лучшего уединения.
— Честно? — спросил Лоренцо.
— Разумеется, государь.
— Не более чем подделка и к тому же прежалкая. Возможно, я избалован искусством флорентийских ремесленников, но я вам с ходу назову с полдюжины мастеров, которые сделали бы и получше.
В этот момент к нам подошел Родриго Борджа, и герцог савойский потеснился, принимая его в наш заговорщицкий кружок.
— Наш род уже сотню лет хранит у себя Лирейскую плащаницу, — признался герцог.
— Плащаницу? — заинтересовалась я. — Каково же ее происхождение?
Савойский герцог понизил голос до шепота:
— Это погребальный саван Христа. На ткани в полный рост проступили Его божественные черты.
Мы красноречиво молчали, тем самым побуждая герцога рассказывать дальше.
— Подлинность плащаницы не подлежит никакому сомнению. Ее выставляли сотни раз, видели тысячи паломников и священнослужителей. Все они подтвердили, что она настоящая.
— Сотни раз выставляли? — усмехнулся кардинал Борджа. — Могу представить себе, какое неплохое состояние сколотили савойцы на одной лишь святыне, попавшей к ним в руки!
Герцога, по-видимому, изрядно покоробило подобное предположение.
— Лирейскую плащаницу уже четверть века не выставляли на обозрение! — уязвленно воскликнул он.
— Отчего же? — осведомился Лоренцо.
Под градом вопросов герцог еще больше ощетинился.
— Точно не могу сказать, но считаю, что у нашей семьи довольно внушительное состояние и нам нет нужды наживаться на священных реликвиях! — Он кинул сердитый взгляд на кардинала и добавил:
— А тебе, Родриго, я посоветовал бы лишний раз прояснить для себя вопросы христианской веры! Мне показалось, что ты в последнее время все больше подвержен цинизму. — С этими словами он учтиво раскланялся и отошел полюбоваться кустом, сплошь усеянным бабочками.
— Саван в полный рост, — вымолвил Лоренцо. — Любопытно.
— Который четверть века никто не видел, — поддакнул Родриго. — Вот что всего любопытнее. Кстати, до меня недавно дошли слухи, что савойцы очень и очень поиздержались.
Я с неподдельным любопытством смотрела на кардинала Борджа. Меня очень занимало его благоволение к Лоренцо. Вот только от чистого ли сердца оно исходило?
Ответ явился сам собой за ужином, снова собравшим нас всех вместе за одним столом. Едва мы расселись, меня стало одолевать зловещее ощущение затишья перед бурей.