— Ты, дядюшка, все такой же красавец! — заявил Леонардо громко, чтобы слышал подошедший приветствовать нас Зороастр.
Подмастерье, так и не изменивший черному цвету, помог Лоренцо выбраться из кареты и дал возничим указания относительно дорожной клади и лошадей. Мой сын обнялся с Il Magnifico, и я увидела, как в его чертах на миг запечатлелась искренняя печаль сопереживания страданиям давнего друга. Зная, впрочем, что мой возлюбленный не потерпит ни малейшей жалости к себе, он тут же радушно заулыбался Лоренцо и предложил:
— Пойдемте, я покажу вам свои хоромы.
Вместе с Зороастром они ввели нас в помпезные двери парадного входа, и мы оказались в необъятном зале с высокими потолками, из которого вели коридоры в многочисленные флигели.
— Однажды в северное крыло на время подселили герцога Джана с Изабеллой, — рассказывал Леонардо. — Занимательные, признаюсь, были соседи! Очень сердились на Il Moro — и догадываюсь, что поделом — за то, что их выгнали из королевской резиденции и вынудили жить рядом с придворным живописцем.
— Еще бы, так оскорбить законного правителя Милана! — согласился Лоренцо.
— А теперь? — не выдержала я.
— А теперь их услали еще дальше от двора — в Павию.
— Безжалостный у тебя покровитель, Леонардо, — заметил Лоренцо. — Хорошо, что к тебе благоволит Il Moro.
Затем мы осмотрели studioli — ряд комнат-мастерских, предназначенных для самой разнообразной деятельности. В одной перетирали краски и варили глазурь, в другой обтачивали и полировали куски стекла, превращая их в линзы, третья вмещала различные механизмы и устройства — от шкивов с канатами и лебедок до мелких винтиков и болтиков.
Проходя мимо лаборатории, по виду явно алхимической, мы увидели в ней юного ученика — тот оживлял едва тлеющий очаг, лениво ворочая рукояткой мехов.
— Пошевеливайся же, Марко! — крикнул Зороастр и пошел к мальчику, который заранее съежился в ожидании нахлобучки.
— Мы не все посмотрели, — поторопил нас Леонардо. — Впереди еще столько всего!
Мы продолжили путь по коридору. Леонардо распахнул дверь в просторную комнату, оказавшуюся гардеробной, забитой причудливыми красочными одеждами — мужскими, и женскими, и даже звериными, с перьями и остроклювыми масками, абсурдными и прекрасными одновременно. Меня с неудержимой силой потянуло в эту комнату, и Леонардо последовал за мной.
— Ты ведь знаешь, что я церемониймейстер у Il Moro, — пояснил он.
— Ах, это для спектаклей!
— И для свадебных шествий. Нынче у нас что ни день, то свадьба: у Лодовико с Беатриче д’Эсте, у Джана с Изабеллой. А сейчас мы готовим празднества по случаю венчания Бьянки Сфорца.
— Зрелище, я думаю, будет незабываемое, — подошел к нам Лоренцо. — Владыка Священной Римской империи женится не каждый день. Ты видишь Максимилиана хоть изредка?
— Нет, только деньги, которые он высылает в оплату портрета невесты.
Выйдя из костюмерной, мы вслед за Леонардо двинулись из коридора по сводчатому проходу, приведшему нас в зал воистину необъятной величины — не менее двухсот пятидесяти локтей в ширину, а в длину, по моим догадкам, раз в шесть больше.
— Это бывший танцевальный зал, — подсказал Леонардо.
Его высокий сводчатый потолок поддерживали с четырех сторон колонны вдоль стен. Впрочем, от былых монарших развлечений здесь ничего не осталось — ныне зал превратился в мастерскую, в истинный полигон для творчества.
Я подошла к одной из стен, сплошь облепленной набросками фонтанов и гидравлических устройств, соборных куполов и двухуровневых поселений. Я увидела рисунки самострелов величиной с дом и устрашающих колесных машин для ведения боя, оснащенных крутящейся четверкой острых лезвий.
На столах были расставлены деревянные модели кранов, лебедок и акведуков. В углу притягивала взгляд загадочная конструкция из восьми больших квадратных зеркал, скрепленных меж собой в правильный восьмиугольник.
В мастерской с усердием трудилось множество учеников — каждый на своем месте. Младшие подметали пол, те, что постарше, натягивали и прибивали холст к ивовой раме. Самый опытный — по виду уже подмастерье — накладывал грунт на картон для будущего живописного полотна.