Я обернулась к Лоренцо, желая поделиться с ним своим мнением, но он в это время взирал на мускулистого Геракла. На его лице застыло странное выражение, и я неожиданно сообразила, что хозяин пребывает в замешательстве. Поймав мой взгляд, он поспешно предложил:
— Пойдем, нам еще многое предстоит посмотреть.
Лоренцо снова проводил меня в коридор над внутренним двориком, и мы прошли через череду тяжелых резных дверей. Из-под них отчетливо тянуло ладаном, и я с любопытством спросила:
— У вас здесь часовня? Прямо в доме?
— Первая в своем роде, — откликнулся он, — Папа Римский выдал нам на нее особое соизволение.
Он распахнул створки дверей, и мы вошли в часовню. Я увидела многокрасочную фреску, занимавшую три стены от пола до высокого сводчатого потолка. Всеобъемлющее торжество цвета вкупе с мастерством исполнения вызвали у меня легкое головокружение.
— Что это за сюжет? — потрясенно спросила я.
— «Шествие волхвов» кисти Гоццоли.
Лоренцо подвел меня для начала к западной стене.
Мне хотелось рассмотреть вычурную потолочную позолоту во всем ее великолепии, для чего пришлось немилосердно задирать голову, но я решила не упустить ни одного нюанса пышной отделки. Действительно, моим глазам предстало нескончаемое шествие, двигавшееся на фоне ослепительно-белого горного хребта: снежного ли, ледяного или мраморного — я не могла определить. Процессию составляли всадники и пешие, а также звери — огромные пятнистые кошки. Одна из них даже ехала в седле позади юноши. На переднем плане художник изобразил сидящего на земле большого сокола.
— Кто все эти люди? — спросила я.
Мне хотелось разом охватить взглядом тщательно выписанные лица персонажей и их одежду, узоры и драпировки тканей, огранку самоцветов и блеск серебряных шпор. Каждый мельчайший перелив в оперении птиц, лепестки цветов и деревья, сгибавшиеся под тяжестью спелых плодов, поражали незаурядным искусством выделки. Листочки некоторых растений были, очевидно, выполнены из чистого золота.
— История о том, кто они, требует дополнительного разъяснения, — начал рассказ Лоренцо. — Эта фреска, так или иначе, повествует о пути трех волхвов к месту рождения Иисуса. Десять лет назад, когда мой отец и дед наняли Гоццоли для росписи этой часовни, существовала традиция, чтобы в образе библейских персонажей художники воплощали тех людей, которых они лично знали и хотели бы прославить.
— То бишь покровителей? — подсказала я.
— Покровителей, родственников и друзей, известных личностей, в том числе и самих себя. Гоццоли ты найдешь на этой фреске в трех разных лицах. В образе волхва Мельхиора выступает император Священной Римской империи. — Лоренцо указал на старика, чей головной убор отдаленно напоминал корону. — А это Валтасар, еще один мудрец с Востока. Под ним Гоццоли изобразил Иоанна Палеолога, византийского императора. В тысяча четыреста тридцать девятом году оба эти правителя прибыли во Флоренцию — зрелище, надо сказать, было впечатляющее, — чтобы устранить раскол между двумя ветвями христианской церкви. Их старания в конечном счете успехом не увенчались…
— Четыре года спустя Константинополь был захвачен турками, — подхватила я.
— Вот именно. Однако истинные последствия этой встречи были весьма неожиданными и имели в дальнейшем громадное значение. Дело в том, что Иоанн включил в свою свиту величайших греческих ученых, мыслителей и богословов того времени. Неудивительно, что собравшиеся на конклав прониклись любовью к классической культуре и образованию. Лучшие умы западного и восточного мировоззрений на время превратили Флоренцию в жужжащий от дебатов пчелиный улей. Именно тогда мой дед воспылал страстью к собиранию античных предметов искусства и философских рукописей. Когда гости разъехались, он выслал гонцов вроде Никколо Никколи и Поджо Браччолини на поиски утерянных старинных манускриптов.
Меня так и подмывало рассказать ему об отношениях моего папеньки с Поджо, но я решила до поры попридержать язык.
— С тех пор в нашем городе все пошло иначе, — подвел итог Лоренцо.
— Расскажите мне теперь об этой.
Я перешла к восточной стене с фреской, которая была самой многолюдной и детальной. На ней десятки людей ожидали шестерых всадников, спускавшихся к ним от замка, расположенного посреди высоких, убеленных снегом хребтов. Один из наездников гнал оленя, а следом за ним бежал пес.