— Как там дедушка?
— Молодцом… хотя очень одинок. Сначала уехал ты, потом я… На нас в деревне и без того косо смотрели, а теперь у него там и вовсе никого не осталось. Пишет, что хочет отправиться в путешествие.
— Неужели? А куда?
— На Восток. В Индию.
Леонардо мечтательно вздохнул, запрокинув голову:
— Индия…
— Он пишет, что, кажется, нашелся покупатель на два самых ценных его манускрипта. На деньги с их продажи он может, не мелочась, уехать хоть на край света.
Лицо сына озарилось радостью с легкой примесью зависти.
— Когда-нибудь я тоже побываю на Востоке, — сказал он.
Мы лишь на минуту задержались на третьем этаже, заглянув в мою спальню и кухню. Думаю, Леонардо заранее угадал, что ждет его этажом выше. Когда мы остановились перед запертой дверцей, он с лукавым видом подзадорил меня:
— Ну же, мамочка!
Я отперла дверь и вошла в лабораторию. Леонардо за моей спиной потрясенно охнул и тут же смолк. Я обернулась — он стоял, прикрыв глаза и прижав пальцы к переносице.
— Это очень опасно, — наконец вымолвил он.
— Не более опасно, чем притворяться мужчиной.
— Не скажи.
— Значит, ты не одобряешь?
— Я не одобряю?! Что ты, мамочка! Я просто поражен! Убит на месте! — Его взгляд скользил по комнате, по столам, уставленным склянками, мензурками, дистилляторами и узкогорлыми колбами. В углу ровно и непрерывно пылал алхимический горн. — Я так тебя люблю, — признался Леонардо. — Ты совершила все это ради меня. Поставила на карту все, лишь бы быть рядом со мной.
Я увидела, что он вот-вот расплачется от избытка чувств, и улыбнулась:
— Ты стоишь такой жертвы, Леонардо.
— Клянусь, — тихо рассмеялся он, — нас обоих когда-нибудь сожгут на костре за ересь.
— Какая может быть у тебя ересь? — удивилась я. — Тебе только семнадцать лет…
Он отчего-то засмущался и не ответил.
— Ладно, соберу-ка я нам кое-какой ужин, — предложила я, — возьмем тележку, мула…
— Неужели старика Ксенофонта?
— Его самого. Он тебе обрадуется, вот увидишь. И пойдем с тобой за реку. Там, среди холмов, ты и признаешься своей мамочке, какие злоключения ты задумал навлечь на ее голову.
— Как хорошо, что ты приехала, — сказал Леонардо.
Шагая по городским улицам и ведя за собой мула, мы с Леонардо болтали без умолку с той же непринужденностью, к какой привыкли с самого его детства, словно не расставались ни на день.
Леонардо невероятно забавляло то, что Ксенофонт и вправду признал его. Он трепал мула по морде и обращался к нему как к старому приятелю. Я совсем запамятовала, до чего мой сын любит лошадей, даже таких завалящих, как этот, и теперь любовалась на то, как внимательно он всматривается в дряхлое животное, словно изучая его заново: то склонит голову набок, то отойдет немного, будто бы пытаясь удержать в памяти его образ для дальнейшей работы.
Примолкли мы ненадолго, лишь когда приблизились к деловому кварталу, примыкавшему с северной стороны к дворцу Синьории. Мы оба знали, что в его окрестностях — надо сказать, весьма престижных — находится дом Пьеро да Винчи.
Едва мы миновали дворец, я задала Леонардо неизбежный вопрос:
— Ты часто видишься с отцом?
— Не вижусь вовсе, — нарочито легковесно ответил он, показывая тем самым, что ничуть не страдает от отцовского небрежения.
— Он познакомил тебя с новой женой?
— С Франческой? Нет, но поговаривают, что она хорошенькая, как Альбиера, и точно такая же бесплодная.
— Наверное, Пьеро сейчас нелегко, — осторожно проронила я, стараясь не выказать своих истинных чувств. — Потерять за год отца и жену…
Я не стала продолжать, зная о более чем прохладном отношении Антонио к своему внуку. Правда, и тот сполна платил ему отчуждением.
— Как поживает дядюшка? — с искренним интересом осведомился Леонардо.
— Франческо счастлив, ведь никто не отнимает у него ни любимых садов, ни виноградников, ни овец. Это самое кроткое существо на всем белом свете…
— А он знает?
Леонардо имел в виду мой костюм.
— Только дедушка, Магдалена и он, — кивнула я.
Оживленный Меркато Веккьо встретил нас обычными для рынка многолюдьем и разноголосицей. Нелегко было пробираться с повозкой через лотки с фруктами, овощами, рыбой, мясом и сырами, поэтому мы поневоле замедлили шаг. Леонардо то и дело звучно обменивался приветствиями со знакомыми юношами и чуть ли не с каждым торговцем, но мы нигде не задерживались для разговоров или покупок, мечтая поскорее вырваться из городской сутолоки на сельское приволье.