- И все же, все равно. Такая огромная трата денег. Неужели же у вас их так много, что вы не боитесь разориться?
Жерар ткнул вилкой в сторону Александра.
- А вот это уже не твоя забота, - сказал он. – Мои деньги – это мои деньги. Понятно?
Александр сделал жест согласия, и спорить не стал. Строго говоря, ему было все равно, на что босс тратит свои деньги. В конце концов, его дело охранять Дюпона, что он, собственно, и делает.
3
Как и рассчитывал Жерар Дюпон, все прошло гладко, и точно по плану. Чак Крейвен был отдан ему на поруки. Дон Слейден нашел видного и опытного юриста, так что оформление опекунства прошло без сучка, и без задоринки.
Они выходили из психиатрической клиники вместе. Чак, одетый в просторную, но несколько мешковатую одежду, шел, поддерживаемый за руку Жераром. В левой руке он держал своего неразлучного медвежонка, а на лице было испуганное детское выражение. Александр, шедший рядом и, время от времени, бросавший взгляд на Чака, еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Чаку приходилось продолжать ломать комедию, стоило ему себя выдать, и тогда все могло повернуться по иному.
Когда они выходили из больничных ворот, Чаку стоило большого труда, чтобы не обернуться, и не бросить последнего взгляда на свою тюрьму. Лишь когда его усадили в лимузин, и ворота клиники остались далеко позади, он облегченно перевел дух, и заметно расслабился.
Дон Слейден, сидевший напротив Чака, с ехидцей рассмеялся.
- Я вижу, ты так до последней минуты и не верил, что выйдешь из этой психушки, - сказал он.
Чак ничего не ответил, но по его лицу было видно, что Дон не ошибается. Он опустил взгляд, и рассмотрел одежду, надетую на нем. Он настолько привык к своей больничной пижаме что, как и заключенный, проведший долгие годы за решеткой, никак не мог поверить, что все уже позади. А Чаку пришлось гораздо хуже, чем любому заключенному, ведь ему же приходилось притворяться сумасшедшим, а это было очень тяжело. Необходимо было колоссальное внутреннее напряжение, чтобы не выдать себя. Он настолько сроднился со своей второй натурой, что просто боялся выходить из нее, боялся выходить из этого образа. Да он и не верил, что все уже позади. Ведь эти люди вызволили его из психиатрической клиники отнюдь не из добродетельности. Им было что-то нужно, и Чак знал, что именно. Словно в ответ на его мысли, Жерар произнес:
- Ну вот, Чак, как видишь, я сдержал свое слово. Ты вышел на свободу. И теперь твой черед сдержать слово, данное мне.
ГЛАВА 16
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НА СВОБОДЕ
1
Жерар с любопытством и, одновременно, с сочувствием, смотрел на Чака. Но тот сидел, словно обухом оглушенный. Детское невинное выражение ушло из его глаз, но теперь оно сменилось какой-то пустотой, словно Крейвен никак не мог до сих пор прийти в себя.
Жерар понимающе кивнул.
- Да, похоже, тебе нужно время, чтобы оклематься. После всего того, что тебе пришлось вынести…
Жерар не смог закончить фразы, и лишь покачал головой.
- Куда мы едем? – выдавил из себя Чак.
Слова давались ему с трудом, словно после роли маленького мальчика, возвращение в свой разум было для него непосильной задачей.
- В гостиницу, - ответил Жерар. – Там ты поживешь некоторое время, а там будет видно.
Будь Чак таким, каким был раньше, он бы уже обдумывал мысль о побеге, о том, как ему избавиться от своих спасителей. Но теперь у него в голове была сплошная каша. Ему едва удавалось собраться с мыслями, чтобы осознать, что происходит. Одно ему было ясно, что его вывезли из клиники, а вот какой будет его дальнейшая судьба, он не имел ни малейшего понятия. И уж, конечно же, он не верил ни одному их слову, никаким обещаниям насчет своего будущего.
- Какой сегодня день? – спросил он.
- Двадцать третье марта, - был ему ответ.
- Какой год?
Сердце Дюпона, довольно, впрочем, черствое, екнуло при мысли о том, как же должен был страдать Чак, если он не знал даже какой сейчас год на дворе. Удивительно, как после всего этого он был еще способен здраво рассуждать. А что если его память и вправду пострадала? Сможет ли он дать им то, ради чего они все это затеяли?
- Тысяча девятьсот девяносто девятый. Три перевернутых шестерки, знак сатаны, если ты в это веришь, конечно.
Чак вскинул взгляд и, не веря, посмотрел на Жерара. Ему показалось, что тот смеется.
- Семь лет, - тихо произнес он. – Целых семь лет.
На самом деле же он хотел сказать; всего лишь семь лет. Год, проведенный в клинике для душевнобольных, вполне мог приравняться к трем обычным годам. Чак не знал, радоваться ли ему или плакать. Радоваться ли полученной наконец-то драгоценной свободе, или же убиваться по поводу потерянных лучших лет жизни.