— Стоп! — раздалось из-под потолка. — Слишком быстро. Не бегай. Я буду считать, ты делай шаги. Двадцать один — шаг — стой. Двадцать два — шаг — стой…
Прошло не менее получаса, прежде чем конструкция остановилась окончательно на другом конце бассейна.
— Один влево, — сказал, переведя дыхание, Джошуа. — Опускай помалу. Наклон шестьдесят пять.
Вода всколыхнулась. Гедимин почувствовал, как рычаг едва заметно вздрогнул. Спуск прекратился.
— Готово — отпускай!
Захват разомкнулся и пошёл вверх. Eateske смотрел на синее свечение под водой. «Это не излучение,» — медленно всплывали в памяти обрывки заложенного при клонировании. «Оно не должно быть видимым. Какой-то другой эффект…»
— Вправо, — скомандовал Джошуа. — Не пересекай черту!
…Захват разомкнулся, и шестой по счёту стержень замер в одной из ячеек подводной решётки — в их общем свечении Гедимин уже мог рассмотреть её под чёрной водой. Он остановился передохнуть — перенапряжённые мышцы ныли. «Плотность этих объектов потрясающая,» — думал он, разглядывая хвостовики под водой. «Никогда бы не предположил, что они столько весят.»
Он потянул захват обратно к реактору, но добрался только до чёрной отметки — места, где механизм стоял до начала работы.
— Стоп! — скомандовал Джошуа. — Зафиксируй и оставь его. Теперь подойди к двери. Сядь на пол, отдыхай. Через пять минут зал откроется.
«Это всё?» — Гедимин удивлённо смотрел на раскрывающийся люк. По его ощущениям прошло не более трёх часов с начала смены.
— Выходи, — Джошуа поманил его к себе. Люк за спиной ремонтника залязгал, закрываясь кусок за куском. Человек разглядывал Гедимина и тяжело дышал; тот видел под прозрачным лицевым щитком капли испарины на лбу «мартышки».
— Дай руку, — Джошуа сжал пальцы на запястье eateske, нащупывая пульс. — Хорошо… Да, очень хорошо. Ты на удивление вынослив.
Он отстегнул от пояса Гедимина счётчик, осмотрел его и нахмурился.
— Всё на сегодня. В следующий раз будь осторожнее. Мы тут не играем, Гедимин.
Тридцать пятому стало неловко.
— Я не предполагал ничего сломать, — сказал он. Джошуа вздрогнул и растерянно замигал.
— Ты ничего не сломал, — пробормотал он и странно усмехнулся. — Сияние… Никак не устоять, верно? Понимаю…
— Откуда этот свет? — спросил Гедимин, вслед за Джошуа пробираясь по коридорам, мимо пищащих рамок и приоткрытых дверей.
— Излучение Черенкова, — отозвался горожанин, возясь с кодовым замком. — Быстрые электроны движутся в жидкости и… Снимай одежду и становись под душ. Если рамка на выходе пискнет, пойдёшь мыться ещё раз. Я подожду снаружи.
«Излучение чего… или кого? Быстрые… что?» — озадаченный Гедимин забрался под тёплую воду прямо в комбинезоне и только там вспомнил, что не снял его. Когда он, немного обсохший, выбрался наружу, рамка не издала ни звука.
— Хорошо, — кивнул Джошуа, забирая у него ненужные больше куски белого скирлина. — Ты очень быстро работаешь. Не торопись так. Сборки очень тяжёлые. Никогда и никто не носил их вручную. Теперь я отведу тебя в курилку. Ты куришь?
Гедимин качнул головой. Он думал о свечении. Память выдавала сбой за сбоем — ничего похожего в сведениях, заложенных в клонарии, не находилось.
Комната, которую Джошуа Винстон назвал курилкой, была небольшой, очень чистой и светлой. Высокое окно выходило на улицу, два дивана стояли под ним, к подоконнику крепилась гранёная чаша из прозрачного фрила. Она была вымыта до блеска, но Гедимин учуял слабый запах горелой органики.
— Через час шериф пришлёт за тобой, — сказал Джошуа, скидывая шлем и вытирая со лба испарину. — Отдыхай. Тут есть газировка, можешь пить. Дверь я закрою.
Гедимин про себя усмехнулся — если бы он захотел сбежать, он бы пошёл не к двери. Но ему не хотелось никуда бежать.
«Очень мало информации,» — думал он, опускаясь на пол рядом с диваном — предмет мебели не выглядел достаточно прочным, чтобы выдержать вес eateske. «Я должен узнать больше. Как можно больше.»
Что-то зашуршало у его плеча — он неосторожно задел локтем кипу скреплённых листов, лежащую на подоконнике. Он задумчиво посмотрел на неё, помял край листка и удивлённо мигнул. «Целлюлозная бумага? Здесь? Где её только откопали…»
Это был кусок очень старой печатной книги — десяток листов, выдранных из середины, без начала и конца. Мелкие буквы северного алфавита ещё были видны, но непрочная целлюлозная бумага сильно пострадала от времени, пыли и сырости. Гедимин аккуратно отряхнул её и пригляделся к строчкам.