Джон теряется из виду, пока Шерлока помещают в лифт и выносят из здания. Он видит его уже в машине неотложки, когда один из парамедиков говорит:
— Вы можете поехать в патрульной машине.
Джон раздраженно бросает:
— Я его муж, я поеду с ним, — его тон не терпит возражений. Спустя мгновение он оказывается рядом с Шерлоком, держа его руку в своих ладонях.
Шерлок моргает. Джон выглядит изнуренным. Шерлок открывает рот, чтобы пошутить, чтобы заставить Джона улыбнуться, но тот кладет палец на его губы.
— Я говорил. Не разговаривай. Они не могут вытащить скальпель, и чем больше ты болтаешь, тем глубже проникает лезвие.
Шерлок склоняет голову.
— Потому что мы не знаем: возможно, скальпель — единственная вещь, удерживающая аорту от разрыва, — объясняет Джон. Он раздражен. — Они не хотят делать операцию в неотложке, без крайней необходимости.
Шерлок кивает и закрывает глаза. Он хочет пошутить о том, что обычно Джон просит его говорить, а не затыкаться, но не находит способа сказать: «Какая ирония, ты заметил?». По крайней мере не сейчас, когда его голова одурманена морфием.
Джон заговаривает, и в голосе слышатся нотки веселья.
— Словно не было твоей травмы. Мы так долго старались заставить тебя говорить, что я и забыл, как трудно бывало тебя заткнуть.
Шерлок криво улыбается, и Джон сжимает его руку.
— Тебе нужно поспать, — говорит он мягко. — Все хорошо. Сейчас ты в безопасности.
Шерлок стискивает его ладонь. Теперь и Джон в безопасности; это важнее.
Вот что имеет значение.
========== Я тебя люблю ==========
До больницы ехать недолго. Шерлок сжимает ладонь Джона, предсказуемо проваливаясь в наркотическое забытье.
Не может быть, чтобы он уснул… Как бы то ни было, просыпается он уже в операционной. Над ним склоняются врачи, безликие в своих халатах и масках, открывающих лишь глаза, но ни один из этих взглядов не принадлежит Джону, единственному, кто имеет значение для Шерлока. Меж тем, это все, что он успевает заметить: спустя мгновение Шерлок понимает, что мир снова уплывает прочь… Должно быть, снова лекарства… Анестези…
Очнувшись вновь, он понимает, что операция позади. Приходит боль, и Шерлок явственно ощущает всю тяжесть своих повреждений. Он пытается сфокусировать взгляд и, все еще сонный, видит лишь нечеткую картинку, однако чувствует, как под чьим-то весом прогнулся край матраса.
В полумраке комнаты он способен различить лишь размытые очертания фигуры, но этого достаточно. Даже в темноте, едва видя, едва соображая, он назовет имя того, кто, просидев рядом бог знает сколько времени, уснул, так и продолжая держать его за руку.
Шерлок пытается говорить, но вместо собственного голоса слышит лишь сухой скрежет. Он прочищает горло и сглатывает, попутно паникуя: вдруг на этот раз он действительно онемел? Затем делает новую попытку, и до слуха доносится хриплый шепот:
— Джон.
Посетитель не просыпается. Шерлок совсем не против; облегчение от того, что голос его все-таки не покинул, сменяет теплое чувство в груди. Он пытается высвободить ладонь, чтобы разбудить друга, но тот лишь усиливает хватку. “Джон”, — громче, несмотря на боль в горле, повторяет Шерлок. Внезапно спавший прежде мужчина вскакивает, выпрямляется на стуле и безумными глазами смотрит вперед себя. Секунду спустя он все же начинает понимать происходящее:
— Очнулся…
Шерлок сжимает его ладонь. Собирается что-то сказать, но, открыв рот, снова сжимает губы, так и не решив, что хочет произнести.
Джону далеко до его сомнений.
— Ты везунчик, — говорит он, вставая, чтобы налить воду. — Скальпель был в миллиметре от толстой кишки. Пройди он дальше, как итог — недели в больнице и куча лекарств. Нисходящая часть аорты и нижняя полая вена не повреждены. Операция заняла менее часа, всего-то и нужно было — зашить тебя. — Он подает полный стакан. — Тебе больно?
Шерлок делает глоток. Он все еще чувствует боль, но новая порция лекарств — не выход. В молчании, они смотрят друг на друга. По лицу Джона Шерлок понимает, что тот задумался — скорее, не о чем-то конкретном. Кажется, дело в обуревающих друга эмоциях, которые не так-то просто считать и проанализировать. В любом случае, Джон расскажет обо всем, когда будет готов, так что эта задумчивость не тревожит Шерлока.
Наконец, еще один нерешительный взгляд, и слова рождаются сами собой:
— Я так рад, что все обошлось…
Шерлок накрывает ладонь Джона и переплетает его пальцы со своими. Я тоже. Они не договаривались об особом значении такого жеста, но Джон, кажется, все понял, и в подтверждение тому слегка пожимает ладонь любовника. Он улыбается краешками губ, легко смеется и говорит:
— Я просто не… — он прерывается. — Просто я очень, очень рад, что ты в порядке.
После этих слов Шерлок дергает Джона за руку и, когда тот оказывается достаточно близко, хватает его за воротник и притягивает для поцелуя. Он не знает другого способа показать все, что он на самом деле чувствует, не знает, как сказать Джону то, что тот хочет услышать.
Как иначе сказать “Я знаю”, “Я тоже”, “Мне так жаль”, “Я люблю тебя”, “Я не боюсь смерти, но был готов умереть при мысли о том, что ты найдешь меня мертвым, что увидишь изуродованные запястья и разгадаешь охвативший меня ужас, что будешь стоять на моей могиле, снова умоляя меня вернуться”. Только не ты.
Долгие секунды Джон, не в силах пошевелиться, наслаждается подаренной лаской и лишь спустя мгновения берет лицо Шерлока в ладони и углубляет поцелуй. С яростью, страстью, в движениях губ он отдает всего себя. Его пальцы поглаживают скулы любовника, стирая, впитывая в кожу неожиданную влагу слез. Он впитывает все отданные чувства, пропускает их через себя, и передает обратно, чистые, неомраченные. И Шерлок слышит “Я прощаю тебя”, “Я буду беречь”, “Ты мой”.
— Я люблю тебя, — говорит Шерлок, когда они разрывают поцелуй, и от удивления смотрит немигающим взглядом.
— Я люблю тебя, Джон. Люблю, люблю, люблю.
— Тсс… — на лице Джона самая безумная улыбка. — Я знаю, Шерлок. Я люблю тебя. Я знаю.
Но Шерлок не умолкает. Вместо этого он снова повторяет: “Я люблю тебя, Джон”, — и это признание, эти слова даются ему так просто, что он пытается произнести что-нибудь еще. Надеяться, что остальные слова вернутся — иррационально, но он не может сдержать себя. Медленно, словно по капле, кристаллики букв попадают в сознание, образуя однородную тягучую гладь слов. Шерлок смотрит в любимые глаза, и его, как и всегда, охватывает невероятное чувство.
— Я…
Ничего. Грудь пронзает острое, словно лезвие скальпеля, разочарование. Чтобы скрыть смятение, он тянет Джона за рубашку.
— Ложись.
Джон протестует, но все же забирается на узкую больничную койку, знаменуя маленькую победу Шерлока. Тот отодвигается и поднимает руку так, чтобы друг мог улечься к нему на плечо. Джон устраивается на боку, обнимая грудь Шерлока выше наложенных бинтов, и закидывает ногу на бедро любовника. Шерлок прикасается к долгожданному теплу, поглаживая волосы, лаская плечи, проводя пальцами вдоль позвоночника. Джон втягивает воздух и шумно выдыхает, уткнувшись в горячую нежную ключицу. Шерлок чувствует, как с этим вздохом из тела мужчины уходит все скопившееся напряжение.
Он поворачивает голову и утыкается в волосы любовника. Вдыхает. Неважно, что волшебства не случилось, и слова так и не вернулись. Было глупо надеяться на что-то подобное. Все, что имеет значение, уже здесь: Джон, такой теплый и близкий, в безопасности. Его Джон.
Он кое-что припоминает, и несколько раз прокручивает слово, произнесенное Джоном на границе случившегося с ними безумия. Теперь он может повторить то, что услышал вчера.