Annotation
Сатурнина, молодая преподавательница искусствоведения, наткнувшись на объявление о сдаче внаем жилья, приходит по указанному адресу и обнаруживает, что попала в настоящую сказку: старый дом расположен в самом центре Парижа, комната огромная, мебель роскошная, а платить за все это великолепие придется сущие гроши. Однако о хозяине дома ходят жутковатые слухи, поговаривают, будто все его прежние квартиросъемщицы исчезли неведомо куда. Но Сатурнину мрачная репутация хозяина скорее интригует, чем пугает. Впрочем, девушки нередко отличаются излишним легкомыслием…
Амели Нотомб
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
Амели Нотомб
СИНЯЯ БОРОДА
Когда Сатурнина явилась в назначенное место, она удивилась — столько там было народу. Конечно, она догадывалась, что будет не единственной претенденткой, однако попасть в очередь из пятнадцати человек никак не ожидала.
«Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — подумалось ей. — Никогда мне не получить эту комнату». Но поскольку она отпросилась на полдня, то решила все же подождать. Да и место, поистине шикарное, к этому располагало. Она впервые попала в особняк в VII округе Парижа и диву давалась, глядя на окружающую роскошь, на высокие потолки и спокойное великолепие того, что было всего лишь прихожей.
В объявлении говорилось: «Комната 40 кв. м с ванной, свободный доступ в большую оборудованную кухню» за ежемесячную плату 500 евро. Должно быть, какая-то ошибка. В поисках жилья в Париже Сатурнина успела побывать в убогих клетушках в 25 квадратных метров без ванной, за 1000 евро в месяц, на которые находились желающие. Какой же подвох кроется в этом чудесном предложении?
Затем она оглядела кандидатов и обнаружила, что это сплошь кандидатки. «Любопытно, — подумала она, — не знала, что снимать комнаты — феномен чисто женский». Все женщины явно очень нервничали, и Сатурнина их понимала: она и сама жаждала заполучить эту комнату. Увы, с какой стати выберут ее, а не вот эту даму такого респектабельного вида или вон ту бизнесвумен с безупречной укладкой?
Соседка по очереди, наблюдавшая за ней, ответила на ее вопрос:
— Вот вам она и достанется.
— Простите?
— Вы здесь самая молодая и самая хорошенькая. Вам и достанется квартира.
Сатурнина нахмурилась.
— Это выражение вам не идет, — продолжала незнакомка. — Когда зайдете в кабинет, расслабьтесь.
— Оставьте меня в покое.
— Не сердитесь. Разве вы не в курсе репутации хозяина дома?
— Нет.
Женщина замолчала с таинственным видом, надеясь, что Сатурнина попросит объяснений. Сатурнина же просто ждала, зная, что та все расскажет так или иначе. Долго ждать не пришлось:
— Мы с вами здесь не первые. Восемь женщин до нас уже снимали эту комнату. Все они исчезли.
— Может быть, комната им не понравилась.
— Вы не поняли. У них не было возможности высказаться на этот счет: о них больше никто никогда не слышал.
— Умерли?
— Нет. Смерть — не исчезновение.
Женщина, казалось, была довольна произведенным впечатлением.
— Зачем же тогда вы пришли? — спросила Сатурнина. — Вы тоже хотите исчезнуть?
— Риск невелик — меня вряд ли выберут. Но это для меня единственная возможность познакомиться с хозяином дома.
Сатурнина не стала задавать вопрос, которого от нее ждали; эта сплетница ее раздражала. А та знай тараторила:
— Дон Элемирио из дома никогда не выходит. Никто не видел даже его фотографии или портрета. Я хочу знать, как он выглядит. Столько женщин потеряли голову от этого человека.
Тут Сатурнине захотелось сбежать. Соблазнителей она на дух не выносила. Увы, у нее не было больше сил искать себе жилье. От одной мысли, что придется вернуться вечером в Марн-ла-Валле к подруге Коринне, ее тошнило. Коринна работала в «Евро-Диснейленде» и была счастлива делить свою двухкомнатную квартирку с молодой бельгийкой, не подозревая, что та едва не задыхалась, ложась на ее диван, пропахший табачным дымом.
— В объявлении оговорен пол? — спросила Сатурнина. — Здесь только женщины.
— Ничего в объявлении не оговорено. Все и так в курсе, кроме вас. Вы иностранка?
Молодой женщине не хотелось говорить правду. Ее уже достала неизменная реакция («О! У меня есть друг-бельгиец, он…»): она не была ничьим другом, она была бельгийкой и не желала дружить с этой особой. Она ответила:
— Я казачка.
— Что, простите?
— Я из Казахстана. Знаете, казаки — самые свирепые в мире воины. Мы убиваем, когда нам делается скучно.
Больше женщина не раскрыла рта.
У Сатурнины было время подумать. Чего, собственно, ей бояться? Она не из тех, кто влюбляется, и уж тем более в дамского угодника. История с исчезновениями показалась ей довольно мутной. Впрочем, все равно исчезнуть не так страшно, как вернуться в Марн-ла-Валле.
Она посмотрела на пятнадцать кандидаток. Ясно как день, что ни одной из них не нужна эта квартира: то были женщины из богатых кварталов, которых лишь любопытство влекло к этому типу с испанской, да к тому же знатной, фамилией. Последняя деталь вывела Сатурнину из себя: ей претила тяга французов к аристократии.
«Успокойся, — сказала она себе. — Выбрось из головы эти дурацкие сплетни. Ты здесь ради квартиры — все, точка».
Два часа спустя секретарь провел ее в гигантский кабинет, украшенный восхитительными засушенными цветами.
Взглянув на мужчину, пожавшего ей руку, молодая женщина заметила только одно: у него был глубоко депрессивный вид, погасший взгляд и измученный голос.
— Добрый день, мадемуазель. Я дон Элемирио Нибаль-и-Милькар, мне сорок четыре года.
— Меня зовут Сатурнина Пюиссан, мне двадцать пять лет. Я веду занятия в Школе Лувра, заменяю одного преподавателя.
Она произнесла это с гордостью. Для бельгийки ее возраста такая работа, пусть даже временная, была большой удачей.
— Комната ваша, — сказал мужчина.
Растерявшись, Сатурнина спросила:
— Вы отказали всем предыдущим кандидаткам, а меня вот так сразу принимаете? Это Школа Лувра вас убедила?
— Если угодно, — равнодушно бросил он. — Я покажу вам вашу комнату.
Она последовала за ним через изрядное количество будуаров до комнаты, показавшейся ей огромной. Стиль ее был столь же роскошен, сколь и неопределим; примыкающая к ней ванная только что отремонтирована. Сатурнина и мечтать не могла о таком шикарном жилье.
Затем дон Элемирио провел ее в кухню, гигантскую и современную. Он показал ей холодильник, предназначенный для нее одной.
— Я не хочу знать, что едят другие, — пояснил он.
— Вы сами стряпаете? — удивилась молодая женщина.
— Конечно. Кулинария — это искусство и власть: для меня не может быть и речи о том, чтобы подчиниться чьей бы то ни было власти. Если пожелаете разделить мою трапезу — с удовольствием. Обратное нереально.
Наконец он подвел ее еще к одной двери, выкрашенной в черный цвет.
— Здесь темная комната, где я проявляю фотографии. Она не запирается на ключ: это вопрос доверия. Само собой разумеется, вход туда запрещен. Если вы войдете в эту комнату, я об этом узнаю и вам не поздоровится.
Сатурнина промолчала.
— А так можете ходить повсюду. Вопросы есть?
— Я должна подписать контракт?
— Вы обговорите это с моим секретарем, добрейшим Иларионом Гривеланом.
— Когда я могу вселиться?
— Хоть сейчас.
— Мне надо съездить за вещами к подруге в Марн-ла-Валле.
— Хотите, мой шофер вас туда отвезет?
Сатурнина, которая собиралась ехать на электричке, без лишних церемоний согласилась.
— Тебе было плохо здесь со мной? — спросила Коринна.
— Нет, хорошо. И я тебе благодарна по гроб жизни. Но не могу же я злоупотреблять твоим гостеприимством до скончания века.
— Я боюсь за тебя. Темная какая-то история.
— Коринна, ты меня не первый день знаешь: меня голыми руками не возьмешь. Приезжай ко мне, когда захочешь. Станция метро «Тур-Мобур». Я читала контракт, я имею право принимать гостей.