— ...
— По всей вероятности, потому вы и не могли сопротивляться, когда вам связывали ноги, или вы считали, что это любовная игра?
Улыбающаяся жертва — девочка.
— Бывало ли, чтобы господин доктор Шаад приходил к вам с цветами? И если да, то были ли это лилии? Обвиняемый утверждает, что он не любит лилий и никогда в жизни не дарил лилий. Можете вы это подтвердить? И если да, то кто в ту субботу принес или прислал вам свежие лилии, которые были найдены на трупе?
Улыбающаяся жертва — с собакой.
— Поскольку вы являетесь жертвой, вас нельзя заставить давать показания, фрау Цогг; с другой стороны, ваши показания были бы очень полезны.
— ...
— Фрау Цогг, мы не можем точно установить, когда вы приняли снотворное. Согласно медицинской экспертизе, не исключено, что в шестнадцать часов вы еще были в состоянии открыть дверь в свою квартиру. Одной свидетельниц, правда, она несовершеннолетняя — кажется, что она помнит, как вы позднее задернули шторы. Верно ли это? Мы точно знаем, что вы не обедали. Чем вы занимались, фрау Цогг, до убийства?
Улыбающаяся жертва — собирает грибы.
— Относительно галстука, который вы однажды убрали из прихожей, после того как он вызвал недовольство вашего посетителя: вы знали, чей это галстук?
Улыбающаяся жертва — за рулем «порше».
Суду известна лишь небольшая часть ваших посетителей, фрау Цогг, поскольку в вашей книге записей они значатся чаще всего только по имени, и расплачивались они, очевидно, не чеками... Возможно, был какой-то посетитель, который обнаружил указанный галстук обвиняемого в вашей зеленой бидермайеровской спальне и пришел в ярость?
— ...
— Вы поняли вопрос?
— ...
Бывают мужчины, которые влюбляются, даже если платят за любовь, они не желают признавать того, что им, собственно, хорошо известно, и, так сказать, падают с неба на землю, когда случайно обнаруживают галстук, принадлежащий другому...
Улыбающаяся жертва.
— Кто бы это мог быть, фрау Цогг?
Улыбающаяся жертва — в кругу семьи.
— Я задам вопрос иначе...
Хуже всего — полусон, когда кажется, что на улице уже стоит наготове машина с маленькими зарешеченными окошками, хотя и в полусне знаешь, что ты оправдан.
— Так какая же это была рыба?
— Большая.
— Щука?
— Больше.
— И рыба лежала на земле?
— Да.
— Но она была живая — так вы сказали?
— Да.
— Вы когда-нибудь слышали, господин доктор Шаад, чтобы рыба, какой бы большой она ни была, проглотила змею?
— Я тоже был удивлен.
— А что случилось дальше?
— Я смотрел. Это было ужасно: сперва она проглотила половину змеи, начиная с головы, и я знал — больше рыбе не проглотить. Я видел, как змея начала медленно шевелиться, и рыба вдруг поняла, что умирает, а змея стала медленно выползать из мертвой рыбы...
— И на этом вы проснулись?
— Это было ужасно.
— Господин доктор Шаад...
— Ужасно!
— Вы знаете, что означает этот сон?
Ничего не остается, кроме прогулок по окрестностям.
— Вы все еще утверждаете, что расстались с жертвой в добром согласии?
— Да.
— От этого показания вы не отказываетесь?
— Нет.
— Когда вы вспомнили, что в то утро, пока вы вместе пили чай, непрестанно звонил телефон и Розалинда встала и вытащила штепсель из розетки, а вы рассмеялись, потому что это напомнило вам времена вашей совместной жизни?
— Только сейчас пришло на память.
— Вы не сказали об этом на суде.
— Это выпало у меня из памяти...
— Зато на суде вы сказали, что в то утро, придя к Розалинде, вы не заметили в ее квартире лилий.
— Совершенно верно.
— От этого показания вы не отказываетесь?
— Нет.
— Далее вы утверждали, что никогда не давите лилий, не любите этих цветов, считаете их пошлыми...
Банально-торжественными.
— Вы так заявили, господин доктор, и, к счастью, одна свидетельница, жена привратника, подтвердила на суде, что, когда она в то утро встретила на лестнице господина доктора Шаада, он не нес никаких цветов для мадам Цогг, а уж тем более лилий...
— Это правда.
— Вы никогда в жизни не дарили лилий?
— Это правда.
— Вы были потрясены, увидев сделанный полицией снимок: труп на ковре, пять лилий на трупе...
— Это было ужасно.
— Эти лилии подарили не вы?
— Я часто видел в квартире лилии.
— Вы об этом не сказали на суде...
— Каждый раз пять штук.
— Почему вы об этом не сказали?
— Не знаю...
— Предварительное заключение длилось почти десять месяцев, господин Шаад, судопроизводство три недели, у вас было достаточно времени, чтобы обо всем рассказать.
— Это выпало у меня из памяти.