— Мистер Дэвис? — начал я как можно мягче. — Меня зовут Арториус Морган. Я занимаюсь исследованием истории некоторых городских компаний, в частности, «Феникс Констракшн». Я знаю, вы работали там главным бухгалтером много лет назад.
Его глаза забегали еще быстрее. Он попытался закрыть дверь.
— Я ничего не знаю, — пробормотал он, голос был слабым, дребезжащим. — Это было давно. Я ничего не помню. Уходите.
— Пожалуйста, мистер Дэвис, — я осторожно удержал дверь. — Мне не нужны никакие секреты. Я просто пытаюсь разобраться в некоторых финансовых аспектах их ранней деятельности. Понимаете, иногда старые ошибки, старые…неточности могут привести к большим проблемам в настоящем. Для многих людей. Если где-то была допущена несправедливость, если кто-то пострадал из-за финансовых махинаций…разве не важно попытаться восстановить правду?
Я говорил искренне. Часть меня все еще верила, что апелляция к совести, к справедливости, к простой человеческой порядочности может сработать. Что люди в глубине души хотят, чтобы правда восторжествовала.
Но Уолтер Дэвис смотрел на меня с нескрываемым ужасом. Его лицо побледнело, губы задрожали.
— Правда? — переспросил он с горькой усмешкой, в которой не было и тени веселья. — Вы говорите о правде, связанной с ними? Молодой человек, вы понятия не имеете, с кем связываетесь. Правда…она вас похоронит. Как чуть не похоронила меня.
Он сильнее налег на дверь.
— Я ничего вам не скажу, — его голос сорвался на испуганный шепот — я хочу спокойно дожить свой век. Пожалуйста, уходите. Оставьте меня в покое. Они…они все еще следят. Я знаю.
В его глазах плескался такой неподдельный, животный страх, что я понял: мои идеалистические доводы здесь бессильны. Этот человек был сломлен. Запуган до такой степени, что сама мысль о том, чтобы говорить, казалась ему смертным приговором. Правда важна? Возможно. Но для Уолтера Дэвиса выживание было несравнимо важнее.
Я отступил, позволяя ему захлопнуть дверь. Щелкнул замок, потом еще один. Я постоял несколько секунд перед обшарпанной дверью, чувствуя острое разочарование и…легкую злость. На «Феникс», превративших этого человека в дрожащую тень. На себя — за наивность. Сирена бы посмеялась над моей попыткой воззвать к совести. Она бы нашла другие рычаги. Угрозы? Шантаж? Что-то более действенное, чем абстрактные понятия о правде и справедливости.
Я спустился по лестнице, снова оказавшись на тихой улице. Дэвис ничего не сказал. Но его страх сказал мне больше, чем любые признания. Он подтвердил: там, в прошлом «Феникса», действительно есть что-то грязное, что-то опасное, что-то, что они готовы защищать любой ценой. Мой идеализм потерпел поражение. Но я получил подтверждение, что копаю в верном направлении. И теперь нужно было решить, как копать дальше. И как доложить об этой неудаче Сирене. Она не любит неудач. Особенно тех, что основаны на «моральных принципах».
Я вернулся в редакцию с тяжелым сердцем и пустыми руками, если не считать пыльных папок из архива. Доклад Сирене — это то, чего я боялся едва ли не больше, чем встречи с громилами «Феникса». Я застал ее в кабинете, она изучала какие-то распечатки с непроницаемым выражением лица.
— Ну? — спросила она, не поднимая глаз, когда я остановился у ее стола. — Архив оказался золотой жилой или очередным пыльным тупиком?
— Я нашел кое-что, — начал я, стараясь придать голосу уверенности. — Бывшего главного бухгалтера одного из их ранних проектов. Уолтер Дэвис. Он точно что-то знает, Сирена. Он был напуган. До смерти напуган.
— Напуган? — она наконец подняла на меня взгляд, и в ее золотистых глазах блеснула насмешка — а ты, надо полагать, пытался успокоить его рассказами о силе правды и неотвратимости справедливости? Может, предложил ему взяться за руки и спеть «Кумбайя»?
Краска бросилась мне в лицо. Ее сарказм бил точно в цель.
— Я пытался убедить его, что говорить — правильно. Что это важно…
— О, Морган, — она откинулась в кресле, медленно покачав головой. На ее губах играла циничная усмешка — ты непроходимо, просто трогательно наивен. Ты думаешь, человеку, которого такие люди, как в «Фениксе», запугали до полусмерти, есть дело до твоих высоких идеалов? Правда? Справедливость? Это абстракции. А страх — он реален. Он сидит в кишках, стучит в висках, мешает спать по ночам.